– Мари́, нехорошо радоваться чужим промахам.
Этот голос немного походил на тихий говор худого мужчины, как если бы тот состарился вдруг лет на пятьдесят. Шаркающий, словно одинокие шаги в престарелом доме, но наполненный скрытой силой так, что я растерялся, пытаясь определить, сколько же лет говорившему.
– Извини, дедушка, – с почти искренним смирением произнесла Мари.
– Викто́р, обязательно его связывать? – со слезами в голосе спросила женщина.
Я чуть вздрогнул, ощутив легкое прикосновение ее теплой руки.
– Сама знаешь, – немного виновато ответил худой мужчина.
– Он не спит, – новый голос: грудной, чуть картавый, девичий.
– Что, Жанна? – переспросила женщина.
– Не спит, – хмыкнул дед. – Девочка верно подметила. Лежит, стервец, и подслушивает.
Поняв, что скрываться уже бесполезно, я открыл глаза. Двое мужчин, женщина и две девушки, обступившие кровать, словно по команде, сделали шаг назад. Брови мои от удивления поползли на лоб. Я что, настолько опасен?
– Привет, – женщина, словно очнувшись, метнулась к кровати и осторожно присела на край. Тепло ее ладони накрыло мою кисть. – Как ты, милый?
Милый? Я испытующе всматривался в мягкие черты. Казалось, сочувствие и беспокойство были совершенно искренними. Что ответить, я не знал. Спросить, кто она? Или попытаться скрыть, что я их не помню? Напряжение нарастало. Все явно чего-то от меня ждали. На лице девушки по имени Мари я отчетливо видел страх. Она постоянно оглядывалась на дверь и на худого мужчину, словно решаясь попросить у того разрешения уйти.
– Нормально, – ответил наконец я.
Голос прозвучал скрипуче. Так, словно кто-то открыл старую железную дверь. Вздох облегчения пронесся по палате, смешиваясь со сквозняком, проникающим в разбитое стекло. Все заулыбались. Жанна поспешила присесть на кровать с другой стороны. Высокая, с кукольной внешностью и огромными голубыми глазами, она очень отличалась от остальных. Но ее я тоже не узнавал.
– Ох, и испугал ты нас, – прошелестел пожилой человек.
Невысокого роста, чрезвычайно худощавый, он был похож на сухое дерево. Но я откуда-то знал, что это впечатление обманчиво. Голубые глаза старика так и излучали силу, словно власть над целым миром для него обычная рутина.
– Алёшенька! – Женщина смахнула слезу. – Я так рада, что все позади…
– Кэ́ти! – оборвал ее на полуслове Виктор.
– Проявил бы хоть каплю сочувствия к сыну! – вдруг зло выкрикнула Кэт.
Я закрыл глаза и сглотнул комок, застрявший в горле. Меня зовут Алексей, Викто́р мой отец, Кэт, похоже, – мать… Как-то не вязались имена на иностранный манер с ласковым «Алёшенька». То, что мы находимся в России, сомнений не вызывало. И все, кто присутствовал сейчас в моей палате, тоже были россиянами… Ну, разве что, только мама не была прирожденной русской. Говор у нее слегка тягучий, точно вязкий. И даже ласковое обращение прозвучало немного фальшиво.
– Побереги свое сочувствие, – наконец ответил мужчина. Голос его звучал холоднее сквозняка. – Судя по началу, каждая капля может стоить очень дорого.
– Может, пойдем уже? – несмело предложила Мари. Она взялась за ручку двери и смотрела на деда с какой-то отчаянной надеждой. – Алексу наверняка нужно отдохнуть.
– Пойдем, – вдруг засобиралась Кэт. Она вскочила, суетливо поправила прямую юбку, оббежала вокруг кровати и тронула плечико Жанны: – Оставим вас с Алексом наедине…
– Это зачем? – настороженно спросил я, изучая абсолютно спокойное личико девушки.
– Ну, как же, – нервно рассмеялась мама. Опустила глаза и ухватилась за рукав Виктора. – Жанна специально приехала из Лондона. Вы давно не виделись. Наверное, есть, о чем поговорить…
Легкое замешательство на бледном лице Жанны выдало ее с головой. Она, как и я, совершенно не знала, о чем нам нужно поговорить и была бы рада уйти вместе со всеми.
– Эй, – крикнул я, увидев, что семья поспешно отступает к двери. – Может… раз уж мне лучше и все такое, больше не нужно меня пичкать наркотой?
Виктор задержался у двери.
– Не выдумывай, Алекс! – подчеркнуто строго проговорил он. – Никто тебя не пичкает так называемой наркотой. Постыдился бы таких слов в адрес родителей.
Постоял, словно колеблясь, потом коротко кивнул:
– Но я поговорю с доктором, чтобы он отменил уколы, если в этом нет необходимости.
И проследив за стыдливым бегством Жанны, решительно прикрыл за собой дверь. Занавеска всколыхнулась и вновь уныло повисла на веревке. Я тяжело откинулся на подушку. Перед глазами кружился целый хоровод звезд. Грудь сдавило прессом усталости так, как если бы я не спал трое суток. Я боролся с собственной памятью, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в темном омуте гладкой воды. Но видел лишь неясные отражения, которые совсем не узнавал. Они вихрем суетились вокруг моей головы, вызывая легкую тошноту. Показалось, что открылась дверь. Чьи-то торопливые шаги оставили меня равнодушным. Гораздо интереснее очертания живописных пятен, которые все время менялись, очаровывая гротескным танцем больного воображения. Бред или сон, мне все равно. Зато не надо думать и пытаться вспоминать…