Голос у Кары сорвался, и она немного помолчала, чтобы взять себя в руки. Именно от таких мелких, сугубо личных воспоминаний о маме сердце каждый раз пронзала боль утраты.
– И тут вдруг по земле пробежала мышка, и ловушка раз – и захлопнулась в мгновение ока. Лепестки сомкнулись, отделились от земли, и растение принялось вращаться на коротком стебле. Мама подвела меня поближе, чтобы мне было слышно, как мышка шуршит внутри. «Бедняжке кажется, что она по-прежнему бегает на свободе, – сказала мне мама. – Она не понимает, что воздух внутри скоро закончится. Ещё чуть-чуть – и ей конец». Я взмолилась, чтобы она спасла мышку. Обычно мама не вмешивалась в то, что творится на Опушке, но в тот раз она послушалась. «Эти лепестки очень мощные, – сказала она, – даже самому могучему человеку в Де-Норане не под силу их раздвинуть. Но вот, погляди!» Она подцепила лепестки ногтем, они застыли и развернулись, и получился такой холмик, по которому мышка скатилась на землю.
– И что, в гритченлоке ты поступила так же? – спросила старуха. – Раздвинула лепестки? Просто старая уловка, и ничего больше?
– На самом деле, это сделал мой братишка.
Тафф, который по-прежнему ловил на язык дождевые капли, радостно улыбнулся и помахал рукой.
Старуха вздохнула.
– Опушка – необычайно опасное место для детей.
– Ну, у нас вообще было необычайное детство.
– Как тебя звать?
– Кара Вестфолл. А это мой брат, Тафф.
Старуха чуть заметно кивнула, как будто Кара подтвердила то, что она и так уже знала.
– А вы кто? – спросила Кара.
– Ну, от рождения, если тебя интересуют такие вещи, я звалась Маргарет Оллвезер. Но ты, должно быть, знаешь меня под другим прозвищем, которое мне дали намного позднее. Мэри-Котелок, слышала?
Тафф тихонько ахнул и подался поближе к Каре.
– Ага, – сказала Мэри, – вижу, вы обо мне слышали.
Холодный дождь тёк Каре за шиворот. Ветер жалобно завывал в кронах, как будто пытался что-то сказать, но никак не мог выговорить.
– Вы же умерли, – сказала Кара. Она шагнула вперёд, загородив собой Таффа, и выхватила перочинный ножик. – Вы же умерли несколько столетий назад!
– Я исчезла несколько столетий назад. Разница существенная.
– Но не могли же вы прожить так долго!
– Но всё-таки прожила. Замечательная штука эта магия!
– Вы его не тронете, я вам не позволю!
Мэри-Котелок смерила Кару неприкрыто-насмешливым взглядом.
– А зачем мне вообще его трогать?
– Я о вас наслышана! Я знаю, что вы творите с детьми.
– Ты знаешь, что я творила когда-то. Но вам нужна моя помощь. Вы тут одни-одинёшеньки, и вам уже грозит опасность. Здесь водятся твари, которые чуют магию, которые готовы на всё, чтобы её отведать…
– А у меня и нет магии.
Мэри-Котелок усмехнулась. Зубы у неё пожелтели от старости, но всё ещё выглядели достаточно острыми, чтобы кусаться.
– Ой, что-то не верится, Кара, дочь Хелены!
Порыв ветра пронёсся над лесом. Вместо того чтобы зашуметь, листья зашептались: на них обрушился поток слов, почти членораздельных – но не совсем. Шёпот этот был полной противоположностью колокольчикам, пению, гулению младенца. В нём слышалось полное отсутствие всякой надежды.
– Что это? – воскликнула Кара, с изумлением обнаружив, что глаза у неё наполнились слезами.
– Чащоба не такая, как другие леса, – отвечала Мэри. – Эти деревья питаются не плодородной почвой и солнечными лучами – они растут на боли и страданиях, горе и отчаянии. Эти листья никогда не желтеют и не краснеют, не шуршат под ногами прохладным осенним вечером. Но временами, когда ветер дует в нужную сторону, они шепчутся.
Ветер улёгся, деревья смолкли, и сделался слышен треск ветвей – что-то ломилось через лес в их сторону. Стенающий вой разнёсся эхом среди деревьев, ему откликнулся хор пронзительных чирикающих голосов.
– Сюда кто-то идёт, – сказал Тафф.
И тут лес будто взорвался: множество созданий, больших и малых, мчались мимо них. Целый мир, что таился в подлеске и среди ветвей, устремился в лихорадочное бегство. Кара с изумлением смотрела, как все они проносятся мимо: их было так много, что и не разглядишь – существа с крыльями летучей мыши и унылыми серебристыми мордочками, двуногие дракончики ростом не крупнее белки, состоящий из глаз диск, катящийся по земле. Все эти животные не привыкли держаться вместе, но всех их объединила общая нужда: убраться отсюда как можно скорее.