– Почему ты молчишь? Говори! Ну, чего ты улыбаешься? Ты… Ты совсем, как эта идиотка!.. – Димка взвизгнул, абсолютно как тогда, и подскочил ко мне.
Да он же в настоящей истерике! Вот так-так, мой старший брат в самой настоящей истерике. Чего он так боится? За меня он до такой степени испугался или…
– Говори! Отвечай! И перестань улыбаться!
Димка схватил меня за плечи и стал трясти.
– Отвечай, отвечай, отвечай!
Что мне ему отвечать? Что он хочет от меня услышать? Неужели он ждет, чтобы я ему сказала… Неужели он не понимает, что если я скажу, то скажу именно то?
Я вывернулась из его рук, забилась глубже в угол, за подушку.
– Что я должна тебе отвечать?
– Зачем, Динка? Зачем ты общаешься с этой… психически нездоровой девочкой?
– Зачем? А тебе не приходило в голову, что мне просто с ней интересно? Легко и интересно, не то, что… с прочими?
– Вот именно! Интересно! С психически ненормальным человеком ей интересно! Динка, неужели ты не понимаешь, что это и есть самое опасное? Почему тебе с ней интересно, ты не задумывалась?
– Я могла бы тебе объяснить, только, боюсь, не поймешь.
– Да?! – Он снова подскочил ко мне, хотел схватить за плечи, но сдержался и сел на кровать рядом. – Я сам могу объяснить, – сказал он спокойно, без прежнего взвизгивания, почти ласково, как будто уже зачислил в категорию сумасшедших. – Знаешь, что тебя ждет, если будешь продолжать в том же духе? Нет? Тебя ждет больница. Да, да, да, психиатрическая больница. Та же самая больница, в которой… – Димка замялся и отвел взгляд.
– В которой умерла наша мама? – пришла я ему на помощь. – Ты это хотел сказать? Тогда, может быть, вспомним, отчего она умерла?
– Динка!
– «Это был церукал!» – прокричала я, подражая Димкиным истерическим интонациям, даже взвизгнула на последнем слоге, как он тогда. – «Это были не те таблетки», – добивала я его. – Нет, Димочка, это были те таблетки. Это были те самые таблетки.
– Динка!
– Это были…
– Замолчи! – Он схватил подушку и ударил меня ею по голове. – Замолчи! Замолчи! Замолчи! Ты же знаешь, ты знаешь…
– Что я знаю? Ну, договаривай!
– Ничего!
Димка бросился на свою кровать, отвернулся лицом к стене и долго так лежал молча. Мне показалось, что он плачет, и стало его очень жалко. Так жалко, что в тот момент я была готова отказаться от Юли, лишь бы он не плакал.
Но оказалось, что он вовсе не плакал, а собирался с силами для нового наступления.
Полежав немного, Димка сел на кровати и опять заговорил противным спокойно-ласковым голосом, каким уговаривают сумасшедших:
– Динка, пойми, ты находишься в группе риска.
– С чего бы вдруг?
– Мама… В общем, дурная наследственность…
– А у тебя, Димка, что, какая-то другая наследственность? Мама у нас с тобой общая.
– Да, но у тебя… и тогда уже начали проявляться определенные наклонности.
– Наклонности? – Я засмеялась. Зло и насмешливо я засмеялась, очень уж меня раздражал его тон. – А у тебя?
– Я имею в виду ваши с мамой разговоры о смерти. Она тебя для них выбрала, а не меня. Ты ими упивалась, а не я. Именно ты…
– Хватит, хватит, я поняла.
– Нет, ты не поняла. Ты не хочешь понять, – начал опять выходить из себя Димка, – как опасно…
– Играть с Юлей?
– Общаться с психически больными людьми!
– Димка!
– Эту идиотку я бы… я просто… – Димка опять задохнулся. – Ну почему, почему они переехали именно в наш дом? Не было печали, и на тебе!
– Димка, Юля совсем для меня не опасна, – попыталась я ему объяснить. – Она просто несчастный человек. Ну что она может сделать мне плохого? Мы только играем. Играем в мяч. Ты же сам хотел, чтобы я занялась каким-нибудь спортом и побольше гуляла. Считай, что я так и делаю.
– Ты вроде не дура, Динка… Но почему ты не хочешь понять?
– Что понять? Тут и понимать нечего.
– Я очень не хочу, чтобы ты, как мама, оказалась в больнице. Ты хоть представляешь, что значит там оказаться?
– Представляю. Мама рассказывала.
– Мама? – Димка болезненно сморщился. – В общем, так! С Юлей ты больше не общаешься. Не общаешься, и все! Я как старший брат тебе запрещаю. Я обязан тебя оградить от влияния…
– Оградить? И как же на этот раз ты собираешься меня оградить?
– Динка, перестань!
– Как в прошлый раз, или ты придумал что-то новенькое?
– Перестань!
– Смотри не надорвись, ограждая. Второго-то раза тебе не выдержать. У тебя ведь тоже дурная наследственность, точно такая же, как у меня. Сам не свихнись!
Как же я его в этот момент ненавидела… Мне хотелось его задушить, разорвать, раздавить!