– Затем, чтобы довести мужа до самоубийства.
– Чем? Фильмом? – Бородин засмеялся. – Не городи ерунды, Андрюха! Неужели ты думаешь…
– Я так не думаю! – быстренько открестился от такого предположения Никитин. – Но ведь Наталья могла суицид подстроить, а кино – так, для отвода глаз.
– Вряд ли подстроила. Я тебе говорю, по данным экспертизы… А вообще, проверить ее не мешает.
– Я к ней сегодня как раз собирался.
– Знаешь, что… Сделаем так: сними мне копию фильма, я к ней сам заеду. И попрошу Морозова передать дело об убийстве Марины Перовой мне.
– Вот спасибо! – Андрей отставил чашку и пошел в комнату. А когда вернулся с диском, Бородина в кухне не обнаружил.
Нашелся он у двери в прихожей.
– Пойду, пожалуй. Подзадержался. А Вениамину привет. Позвоню. Или часикам к восьми подгребу к тебе.
Илья ушел, а минут через десять вернулось безумие. Андрей и сам не заметил, как оказался у компьютера. Неимоверным усилием воли он заставил себя положить диск на место, фильм не смотреть, быстро оделся и вышел из дому.
Уже в машине он наметил план действий: прежде всего надо опросить соседей Марины – может быть, кто-нибудь видел, как к ней заходили в квартиру вчера вечером, или слышал что-нибудь подозрительное, потом поехать в издательство технической литературы, с которым сотрудничал Максим, наметить его контакты, определить круг знакомых. Главное – занять себя делом, конкретным, реальным делом, чтобы не было ни одной свободной минуты, чтобы не возникло пустоты, куда бы мог втиснуться этот чертов фильм.
Андрей развил жуткую деятельность (правда, не многого смог добиться: соседи большей частью были на работе, а те, что оказались дома, ничего не видели и не слышали, с издательством не повезло еще больше: Максим Алдонин работал в основном по электронке, как и большинство переводчиков, личных контактов ни с кем не имел), но избавиться от гипнотического действия фильма так и не смог. Он вдруг неожиданно разозлился на Бородина, за то, что тот решил поговорить с Натальей сам. Сначала Андрей не осознавал, отчего вдруг на него накатило, но злился все больше и больше. Потом понял, что ему нестерпимо хочется оказаться на месте событий, а благовидного для себя предлога найти не удается. Тогда он плюнул на предлог – какой смысл себя обманывать, если все равно ничего не получается? – и просто поехал туда, без предлога.
Гоголя, двадцать пять. Вот он, тот дом – серая блочная девятиэтажка, вполне узнаваемая по фильму. Андрей вышел из машины, нашел нужный подъезд, отыскал глазами окно, откуда Максим выпал. Сел на скамейку, закурил. Проследил траекторию воображаемого падения: по идее, мужчина должен был лежать вон там, где еще осталось немного песка. Да-да, наверняка там, если смести ладонью мусор, пыль и песок, можно будет увидеть следы крови…
Андрей поднялся, подошел к «тому» месту, присел на корточки, поскреб асфальт.
Нет ничего, успели затереться.
Но он и так знает, что это здесь. Он это помнит. Его тело помнит, разбитая об асфальт голова помнит… И рука помнит прикосновение холодного шпингалета, а уши помнят дребезжание стекла…
Нужно вернуться в комнату и все повторить сначала.
Женщина в красном платье – его жена. Стол накрыт на двоих – у них годовщина свадьбы, девять лет вместе. Налить вина, встать и произнести тост по случаю праздника. Девять лет вместе… Нет, не так: восемь действительно вместе, а последний год… Как он ее измучил! Но есть простой выход: ровно в семь сорок… Осталось потерпеть совсем немного: допить вино, выйти в другую комнату – при ней нельзя! – отодвинуть шпингалет, потянуть створку окна и сквозь дребезжание стекла тяжело шагнуть вниз…
Вернуться и повторить.
Андрей встал, поднял голову – вон из того окна ему предстоит… Надо запомнить его, хорошенько запомнить.
Штора на окне вдруг раздернулась, лицо – ее лицо! – прильнуло к стеклу.
Несколько минут он смотрел на женщину и не мог оторваться. Вернуться и повторить. Позвонить в дверь, дождаться, когда она откроет, пройти в комнату, выпить вина. Сказать ей, сказать… Вероятно, она еще не знает, что смерть Максима ничего не решила, что выход был выходом только на тот вечер. Должна наступить новая смерть, сегодня, в семь сорок. Подняться, позвонить и сказать…
Штора задрожала. Женщина за окном качнулась – и пропала. Словно ее и не было.
А может, действительно не было? Не было никакой женщины в окне?
Андрей медленно начал пятиться к своей машине. Еще не в силах отвести взгляда от окна, но уже в состоянии понять, что ему нельзя подниматься в ту квартиру. Потому что… потому что…