– Вот что, Наталья… – Отчим вдруг отстранился, и мне стало обидно и горько. – Я тебе помогу, постараюсь сделать все, что от меня будет зависеть. Ты даже представить себе не можешь, что это значит и как мне трудно… Я сейчас – только что! – принял решение. Да, я это сделаю, ради тебя и твоей матери, которую люблю больше всего на свете. Но мы должны выяснить, обязательно выяснить для самих себя, виновна ли ты в смерти Марины. Постарайся вспомнить.
– Вспоминала! – Я села на диван от него подальше, он мне опять стал неприятен. – Не могу вспомнить. Все факты указывают на то, что я там была и убила, но я ничего такого совершенно не помню!
– Так бывает, но крайне редко. Гораздо реже, чем хотят представить. Я имею в виду, редко бывает у здоровых людей, а ты совершенно здорова. Значит, ты либо обманываешь меня, либо себя…
– Я не обманываю!
– В таком случае, вероятней всего, ты не убивала.
Я ему поверила. Сразу поверила. И опять ощутила то блаженное состояние своей невиновности, но уже без всякой горечи и боли.
– У меня есть небольшие сбережения, тысяч десять наберется. Да больше, думаю, и не понадобится. Мы наймем частного детектива. Никитин показался мне вполне толковым парнем, и по душевным качествам он, кажется, человек неплохой, хоть разговор, который происходил между нами, был мне крайне неприятен и тяжел. Мы наймем детектива – на милицию надежды никакой! – и он выяснит, кто заказал Максима.
– Ты считаешь, что его кто-то заказал?
– Иначе быть не может.
– А Марину?
– Скорее всего, ее убили потому, что Максим переслал ей фильм и она обратилась к Вениамину. Наверное, об этом как-то узнали.
– Но зачем Максима убили таким сложным способом? Если он кому-то помешал – хотя я даже представить не могу, кому и чем он мог помешать, – могли ведь просто застрелить.
– Думаю, именно затем, чтобы на заказную его смерть не походила. Милиция ведь даже не заподозрила убийства.
– Ну… они пытались выяснить, дело завели.
– Нет, если бы они что-то заподозрили, то и стали бы копать, а так… Никитин найдет заказчика. А исполнителя… – Отчим запнулся, губы его задрожали, мне показалось, что он сейчас заплачет. – Исполнителя я им сдам, – выдохнул он и откинулся на спинку стула, как будто тело его без опоры не могло больше удержаться.
– Ты его знаешь? – тихо-тихо спросила я, почувствовав, что тут-то и заключается для него главное страдание.
– Знаю. – Отчим немного помолчал, словно собираясь с силами или раздумывая, говорить или нет. – Он мой сын.
Глава 9
Дина
Мы просто снимаем кино. Если повторить эту волшебную фразу десять раз подряд, станет легче. Я проверяла – повторяла каждый раз после завершения очередного Димкиного фильма, после завершения очередного Димкиного убийства. Садилась к окну, закрывала глаза и начинала повторять, твердить как заклинание: «Мы просто снимаем кино. Мы просто снимаем…» Привычка садиться к окну, когда все так плохо, так плохо, что хуже и быть не может, осталась с детства. Во дворе гуляла Юля – она была там всегда – ее существование примиряло меня с жизнью, делало ее терпимой при любых обстоятельствах. Теперь ее нет, а мы снимаем кино.
Вот и еще один фильм завершен, десятый по счету. Десять смертей плюс три, которые не увековечились в кадрах. Всего тринадцать – несчастливое число. Димка скажет: надо срочно довести до четырнадцати, а то нам не повезет, – с недавнего времени он стал суеверен. Нет, не скажет, уже не скажет, потому что четырнадцатая смерть услужливо протянула уже свою руку.
Я приоткрыла глаза, чуть-чуть, на маленькую щелочку, воровски посмотрела во двор. Глупо! Зачем я себя обманываю? Там нет никого. Да и двор этот – не тот двор, мы давно переехали. Не от воспоминаний убегая, а для того, чтобы снимать кино. Юли нет, Юли больше нет, ни здесь, ни в каком другом дворе. Нигде ее нет. Потому что…
Я прижата к раскаленной крыше – Димка подмял меня под себя, навалился всем телом и не отпускает. Он что-то кричит, но я не понимаю что, совсем не понимаю, потому что бордюр пуст, на бордюре не сидит больше Юля. Наконец мне удается сбросить с себя Димку, я встаю на колени и ползу к краю крыши.
– Не надо! Не надо, Динка! – Он обхватывает меня за шею, как будто собирается задушить, и тянет назад. Я не удерживаю равновесия и падаю на спину, Димка снова наваливается сверху, прижимает мои руки к телу, чтобы не могла вырваться. – Нельзя туда, Динка! Туда нельзя! – Лицо его, красное и потное от напряжения, нависает надо мной. – Все, все, все! Все кончилось, успокойся, я прошу тебя, Динка!