Он поцеловал ее в губы, чувствуя, как ее мягкий живот упирается в него, ее полные, налитые груди касаются его груди, и внезапно ему стало трудно слышать, потому что в ушах его звучал приглушенный рев. Ничего больше: на свете только он и его жена. Он почувствовал легкие толчки в свой живот и понял, что ребенок толкается, и волна любви и страсти окатила его так, что колени чуть не подогнулись.
- Быстрее, - выдохнул он, пытаясь подтолкнуть ее, чтобы увести...- черт, бегом, - в спальню. – Быстрее... я...
- Здесь, - ответила она, почти задыхаясь. – Прямо здесь. Помоги мне.
За секунды он освободил ее от туники и леггинсов, яростно расстегнул свой ремень и сбросил брюки. Вик уложил ее на пол, едва замечая прохладу керамики под своими локтями; она даже не поморщилась, когда ее кожа ощутила ту же поверхность. Они оба были сосредоточены друг на друге. Он коснулся ее, раскрыл нежные складки и почувствовал ее нежную мягкость – она уже была готова принять его, безо всяких предварительных ласк.
Он широко развел ее колени и вошел в нее одним рывком. Она подняла ноги, чтобы он смог войти глубже, и они двигались навстречу друг другу снова и снова. Единственным звуком в кухне было их прерывистое дыхание и тихое бульканье кофеварки. Он уткнулся ей в шею и начал посасывать, смакуя вкус ее соленого пота. Она стонала, издавая горловые звуки, которые словно шли изнутри ее, и он ощутил одновременно боль и удовольствие, когда ее ногти вонзились ему в спину. А затем он почувствовал, как восхитительно сжались все ее мышцы при оргазме, и последовал ее примеру.
Только после они заметили, что полуголые лежат на полу в кухне, распластавшись друг на друге словно парочка тинейджеров, и что керамический пол ужасно твердый и холодный. Немного смущенные из-за своего пыла и поспешности, они оба поднялись и попытались привести себя в порядок. Виктор подумал, что Эшли никогда не выглядела красивее, чем сейчас, сражаясь со своей одеждой, со спутанными волосами и горящими от страсти и здоровья щеками. Он остановил ее, положив руку ей на живот, и сказал ей об этом.
Она ухмыльнулась, глядя на него, впервые за эти дни.
- Ты говоришь это просто для того, чтобы я убрала все эти осколки, – затем она показала ему язык, пнула его брюки в кучу соли и, хохоча, пробежала по коридору.
Он преследовал ее до самой спальни.
* * * * *
...так это был обман? Он соврал мне, но я не могу не сказать, что у него не было на это причины. И что теперь? Мне ему поверить? Если так, то значит ли это, что у нас есть будущее? Значит ли это, что я, наконец, смогу отпустить прошлое? После того, что он сказал мне вчера, мы совершенно по-глупому поссорились, он наорал на меня, а я кидалась в него посудой, в смысле, куда уж хуже? А потом все стало так странно... мы занялись любовью прямо на полу, среди рассыпанных приправ. Все было быстро, яростно и чудесно, а потом мы пошли в спальню и снова занялись любовью, в этот раз он был сзади, не торопясь и так нежно, я чуть не зарыдала оттого, что было так приятно. Потом мы повыбирали имя для ребенка и заснули. Вообще, это был один из самых замечательных дней за последний год – а может, и десять – и я теперь полна надежд. Несмотря на то, что я не смогла вытрясти соль из кровати. Но изменение моего настроения просто ужасно глупо, если подумать – он признался, что обманом завлек меня в брак, что только чуточку хуже, чем шантаж. У нас был замечательный секс. Дважды. И теперь я счастлива о того, что я замужем. Все это очень...
Эшли откладывала поход в туалет, потому что хотела закончить запись в дневнике, но давление на мочевой пузырь, наконец, ослабилось, отчего между ног у нее стало мокро.
Отлично, подумала она, ты так сосредоточилась на своем дневнике, что обмочила штаны. Что ж, я наконец-то обнаружила то, что покажется Виктору отвратительным. И что важнее – делают ли памперсы для беременных?
Ее хорошее настроение исчезло, как только она встала и поняла, что не обмочилась – между ног было мокро от крови. Большого количества крови. На секунду она так испугалась, что не могла пошевелиться. Просто стояла, замерев, глядя вниз, а страх наполнял ее так быстро, что она стала задыхаться. В один момент все ее тревоги о ней и Викторе, все волнения – любит ли она его, и если да, то не сделает ли это ее слабой – показались просто не стоящими слов. Единственная мысль возникла и начала крутиться в голове: Я теряю ребенка, я теряю ребенка. Все остальное казалось абсолютно незначительным.
Она считала, что испугалась в ту ночь, когда у Виктора был жар? Это было словно легкая озабоченность о натертой пятке в сравнении с тем всепоглощающим ужасом, что она ощущала сейчас. Она боялась пошевелиться, пройти к телефону или машине, боялась еще больше навредить ребенку. Но она не могла оставаться здесь весь день.
Она медленно попятилась, пока снова не смогла сесть, затем подняла телефон и набрала номер офиса Виктора. Его секретарь подняла с первого гудка, и сообщила Эшли, что ее муж уже едет домой.
- Выскользнул пораньше, чтобы увидеть вас, полагаю, - хихикнула девушка. – Могу соединить вас с ним в машине, если хотите.
Эшли тяжело сглотнула.
- Да, пожалуйста.
Она услышала парочку щелчков, и послышались гудки. Она услышала его голос, и облегчение захлестнуло ее, как здорово, она даже закрыла глаза.
- Алло?
- Вик.
- Эшли? Говори погромче, милая, я едва слышу.
- Вик, у меня кровотечение. Я... – она чуть не всхлипнула, но сдержалась. Не стоило тратить время. Кстати о потерях... – Думаю, я теряю...
- О, Господи!
- Вик... – она попыталась подавить нервный смешок. – Я... столько крови.
- Где ты?
- Дома. – Она когда-нибудь говорила о доме, который он купил на свои деньги как о своем доме? Почему она думает о таких глупых вещах, когда жизнь ее ребенка в опасности? – В своем кабинете.
- Ладно, любимая. Повесь трубку, позвони доктору Оупиц и делай, как она скажет, ладно? Я буду через десять минут.
- Не могу. Ее номер у меня в сумочке, а она в коридоре. Я боюсь пошевелиться. Когда шевелюсь, кровь идет сильнее, – она произнесла это спокойно, но в конце всхлипнула.
- Все в порядке, милая, она есть в справочнике, - успокоил он. Смутно она слышала скрип тормозов и яростное бибиканье. Он не тратил время, добираясь домой... это ее успокоило! – Позвони в справочную службу и спроси ее номер. Он там есть, она же доктор.
Черт. Почему она об этом не подумала?
- Ладно. Я позвоню ей. Вик?
- Я знаю, любимая. Я еду.
Она отсоединилась, затем набрала справочную: посмотрите-ка, доктор Оупиц и правда была в списках. Она позвонила в приемную врача и, как только секретарь поняла всю серьезность ситуации, то сразу же соединила ее с доктором.
- Эшли, это Шарон Оупиц. Что случилось?
- У меня кровь идет, Шэрон, - прошептала она в трубку. – Все кончено, верно?
- Черт, нет! – заорала доктор так громко, что Эшли отняла трубку от уха, поморщившись. – Это может быть что угодно, тысяча причин, и многие из них не причинят вреда ребенку. Пять месяцев – это немного поздновато для непроизвольного выкидыша, ясно, Эшли? Может, все не так плохо, как тебе кажется. Где ты?
- Дома. Виктор уже едет, будет здесь через пару минут.
Если не убьется по дороге, мчась, как идиот.
- Хорошо. Не ждите скорую, пусть Виктор отвезет тебя в Окружной госпиталь Массачусетса. У меня там связи, и он всего в пятнадцати минутах езды. Встретимся там, ладно? Поднимитесь на десятый этаж и скажите свое имя, они все приготовят. Попытайся не удариться в панику, хорошо, деточка? Как я сказала, это может быть что угодно.
- Что мне... кровь, она...
- Возьми полотенце и засунь между ног. Не время скромничать, Лорентц-Лоуренс. Виктор отнесет тебя в машину, а когда приедете в больницу, тебя посадят в кресло-каталку.
- Я не могу! – закричала Эшли. – Боюсь пошевелиться.
- Ты же не можешь телепортироваться в госпиталь, Эшли – строго сказала Оупиц. – Сейчас же соберись.
Тон Шэрон произвел желаемый эффект: внезапно Эшли почувствовала себя глупо и почти устыдилась, что так суетится. Она повесила трубку и услышала, как входная дверь резко распахнулась, и послышались тяжелые шаги. Виктор ворвался, когда она встала, чтобы найти полотенце.