Выбрать главу

А еще, Вадик сам пробовал как-то Ленина читать, и понял, что это о-очень скучно. Не то что Марк Твен или Майн Рид.

Однако братик боялся, что в приемном пункте могут не понять, что он правильно поступает, и не взять книги Ленина. Поэтому он спросил у вожатой, как быть. Та помолчала немного и сказала, чтоб он никому не говорил, что с ней советовался, но книги не возьмут, если их не завернуть в старые газеты, а потом еще желательно и упаковать в коробки. И Вадик все так и сделал.

Вожатая все от него получила, и книги, видимо, приняли. По крайней мере, обратно их не вернули, а значит, все прошло нормально. В понедельник, ну, в крайнем случае, в среду, их отряд должен был грамоту за победу получить! Из-за него, из-за Вадика! Он надеялся, что если на пустое место на полке поставить попросторней остальные книги, то папа не заметит пропажу. А книг у папы полно и других, гораздо более интересных. Но папа почему-то сразу заметил.

Вадик горько плакал. Милиционеры ухмылялись. Родители были в шоке.

Вожатая

На следующий день милиция работала уже в пункте приема макулатуры. Там нашли множество нарушений, в том числе, и уголовно наказуемых. Начальство приемного пункта макулатуры оказалось под следствием. А книги Ленина никуда еще не успели отослать, их тут же нашли и вернули хозяину.

Но, конечно же, рассказ Вадика не мог не вызвать интереса к личности предприимчивой вожатой. Ею всерьез занялись, и удалось выяснить вот что: дети сами не отвозили собранную макулатуру в пункт приема. Недалеко от него школьников, как правило, встречала вожатая Зоя, после чего она отпускала ребят и все оставшиеся заботы брала на себя.

Она наклеивала прямо при детях специальные бумажки на коробки и мешки, принесенные ими: «Отряд № 1» и так далее. Это рождало у детей дух соревнования (чей отряд победит). Потом вожатая шла в пункт приема макулатуры, там взвешивали все принесенное, а по ее просьбе взвешивали отдельно, чтобы записать, какой отряд больше собрал.

Дети были уверены, что она сдает макулатуру от имени их класса, и что все это идет на пользу школе и в счет ее славы. А оказалось, что все это шло в счет самой вожатой: у нее в квартире на книжных полках регулярно появлялись новые макулатурные книги. Ей это доставляло радость: в ней проснулся дух коллекционера и азарт предпринимателя. Она вручала детям какие-то самопальные грамоты и произносила воодушевляющие речи. А после занятий, на талоны, полученные от собранной макулатуры, обогащала свою домашнюю библиотеку.

В школе начался переполох. Приходили из милиции, говорили с директором, а он — с учителями. Зою и саму вызывали в милицию. Но то ли не было такой статьи, то ли пожалели ее. Неизвестно. А через неделю комсомольская организация устроила в честь вожатой общешкольное комсомольское собрание, внеочередное. На собрании разгорелись споры: исключать ее из комсомола или нет.

— Как же ты Ленина-то додумалась в макулатуру сдать! — никак не могла угомониться завуч и парторг школы Евгения Николаевна. — Ну, если бы ты хотя бы Агату Кристи приговорила к свалке, мы бы тебя еще простить могли. А ты на святое посягнула! Нет тебе прощения! А то, что ты детей обманывала ради своей наживы, то это — отдельная подлость. А подлым не место в комсомоле! Я ставлю вопрос об исключении тебя из ВЛКСМ.

В зале раздался шум, все стали вслух высказываться. Кто-то попросил проявить снисхождение к вожатой и взять ее на поруки. Тогда Евгения Николаевна широко расправила плечи, прочистила горло и попросила тишины:

— Ну, Ленина она предала и идеологию заодно, тут, может, и мы не доработали, не воспитали, как надо, не заложили… Может, еще удалось бы нам ей мозги на место поставить. Но вот душу кто ей выправит? Скажите мне, кто возьмется? Она же детям лгала! Что может быть страшнее этого?!

В зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, никто не дышит. Желающих защитить Зою больше не нашлось.

И тут с Зоей случилась истерика. Она при всех разрыдалась в голос. Но вместо того, чтобы прощения попросить или, скажем, объяснить что-то, она вдруг высморкалась как-то гордо, не смущаясь, и прямо в микрофон прокричала:

— «Детям лгать нельзя»… Нельзя? Так что же вы нам всем врете столько лет? Вся история ваша — ложь! И Ленин ваш, которого я на свалку снесла, — самый первый врун и аферист. Ему там, на свалке, — самое место! Наобещал с три короба всякого-разного, коммунизм и прочий бред, да и помер! А сам-то он верил во все это? Если верил, значит, дураком был. А если не верил, так еще хуже — врун последний. Он-то помер, а мы теперь расхлебывай? Да если б не его революция, я бы книги все имела без проблем: у меня предки графами были. И у них такие библиотеки имелись, что вам и не снилось! Их тогда ограбили, а я теперь свое забираю. Из-за вашего Ленина мне приходится макулатурой заниматься. А ведь на свете есть поинтереснее дела! Если Ленин весь народ обманул, а нам теперь все учителя врут, так почему я не имею право врать, если очень нужно? Почему вам — можно, а мне — нет? А иначе не проживешь среди вас! И правильно я сделала, что именно Ленина сдала на свалку. Это, правда, не моя идея была. Но мне она очень понравилась, и я рада, что так получилось!