То, что с ней в действительности стряслось, оставалось тайной, в которую был полностью посвящен только Филип и отчасти тетка. По здравом размышлении она решила, что несправедливо обвинять его за содеянное. Ведь он проявил честность, сознавшись в своей слабости и вине, и не пытался ее избегать – напротив, усердно играл роль влюбленного ухажера.
Он клялся в серьезности своих чувств, однако это более не имело значения. Он стал третьим мужчиной в ее жизни, после мужа и негодяя-ирландца со сладким голосом, однако она была вынуждена признать, что он всего лишь взял то, что она и так решила ему предложить. Герцог останется доволен. Филипу не придется объяснять, что за уродливый шрам нарушает пленительные смугло-золотистые бедра.
Пребывание в Бате было отмечено только приемами и раутами, которые она посещала в сопровождении Филипа, а также одним-единственным выходом, когда она явилась вместе с теткой вкушать целебную воду.
Одновременно с ними в Бате находился принц Уэльский, однако он был занят миссис Фитцгерберт; ходили упорные слухи, будто он тайно обвенчался с ней по католическому обряду. Все присутствовали на устроенном им званом ужине, после которого Мариса позволила Филипу проводить ее домой, так как тетушка задержалась, повстречав старого обожателя. По пути они заехали к Синклеру. Заставив себя ни о чем не думать, она разделась перед ярко полыхающим камином и отдалась ему на пушистом ярком ковре. На сей раз Филип не столкнулся с былыми трудностями.
Он привез ее домой еще до возвращения тетушки. На следующий день Мариса спала допоздна. Проснувшись, она получила от постнолицей горничной записку, переданную Филипом, в которой говорилось о срочном вызове в Корнуолл из-за резкого ухудшения здоровья дяди.
– Нам бы тоже следовало вернуться в Лондон, дорогая, – ворчливо объявила Эдме, сжимая тонкими белыми пальцами виски. – Буквально все разъезжаются: принц дал понять, что нуждается в уединении!
На сей раз путешествие совершалось не тайком, а с надежным эскортом, и часть пути, пролегавшая через злополучную пустошь Ханслоу, была преодолена в дневное время, под ярким солнцем. Прежде чем покинуть карету, графиня де Ландри, привыкшая на все взирать весьма трезво, прошептала племяннице на ухо:
– Вообрази только, дорогая! Вполне возможно, ты скоро станешь герцогиней. Представляю, как все станут кусать локти!
Смертельно уставшая Мариса отозвалась на восторженность тетки вымученной улыбкой. Даже Симмонс зевала от утомления; миссис Уиллоуби и подавно похрапывала, приоткрыв рот. Мариса не могла сейчас помышлять ни о чем ином, кроме чашки горячего шоколада и теплой постели.
По обеим сторонам массивной двери дома пылали светильники, почти в каждом окне горел свет. Это означало, что здесь уже получили ее письмо, отправленное в последнюю минуту, и успели подготовиться к ее приезду. Но зачем столько света? Едва Симмонс дернула за шнурок колокольчика, как дверь широко распахнулась. Им навстречу вышел Денверс. Вид его был высокомерен. Лишь узнав хозяйку, он спохватился:
– Миледи! Прошу прощения, мы не знали…
Миссис Уиллоуби, отчаянно зевая, поплелась следом за Марисой и горничной в ярко освещенный холл и взяла на себя смелость недовольно бросить:
– Как понимать эту иллюминацию? Вы наверняка получили наше письмо, но из этого еще не следует…
Физиономия дворецкого сделалась отсутствующей. Он повторил:
– Мы не ждали вас так рано, миледи.
Мариса, не очень хорошо соображая от усталости, готова была заключить, что угодила в чужой дом или выжила из ума. В следующую секунду до нее донесся знакомый голос: из комнаты, выходящей в холл, выбежала элегантная молодая женщина.
– Мариса, моя дорогая! Какой изумительный сюрприз! Подумать только! А мы-то думали, что ты пробудешь в Бате еще не меньше двух недель! Почему ты никому не сообщила, что приезжаешь? Ты себе не представляешь, как мы по тебе соскучились. Какая скрытность! Могла бы сказать правду по крайней мере мне. Наверное, мне следовало бы сожалеть, что ты вернулась…
У Марисы шла кругом голова. Ей казалось, что все это сон. Тем не менее до нее доносились музыка, взрывы смеха, громкие голоса. Что происходит? Почему Салли чувствует здесь себя как дома и приветствует ее словно хозяйка? Даже миссис Уиллоуби разинула от изумления рот, не говоря ни слова. Симмонс, державшая в обеих руках объемистую коробку, негодующе осведомилась у Денверса, куда подевались все лакеи.
– Боже правый! – покаянно всплеснула руками Салли, увидев, как побледнела Мариса. – Неужели ты ничего не знаешь?
Пришедший в себя Денверс щелкнул пальцами, и перед ним выросли сразу два ливрейных лакея. Все это выглядело как розыгрыш.
Апофеоз событий не заставил себя ждать. В дверях появилась высокая фигура. Постояв немного, мужчина сделал шаг вперед, взял безжизненную руку Марисы и склонился над ней, как того требовали приличия.
– Ты послала письмо? Прости, я его не получил, любовь моя. Сейчас, когда ты уже здесь, должен ли я признаваться в присутствии стольких людей, как мне тебя не хватало?
Она по-прежнему надеялась, глазам своим не веря, что утомленный рассудок играет с ней злую шутку. Не может быть! Только не Доминик! Тем не менее перед ней возвышался именно он – в ярко-красном бархатном сюртуке, с белоснежными манжетами и воротником, с булавкой из черного жемчуга на галстуке.
До Марисы доносились и другие голоса – негромкий разговор Денверса с Симмонс и миссис Уиллоуби, хихиканье Салли, откровенно забавлявшейся происходящим.
У Марисы кровь бросилась в лицо; в висках застучало; ненавистное насмешливое лицо поплыло перед глазами, как в алом тумане.
– Ты? Как ты посмел?..
Не дав ей договорить, он схватил ее за руку.
– Денверс, позаботьтесь о багаже миледи и ее спутниц. Салли, дорогая, простите мне мое временное отсутствие. Нам с женой нужно перекинуться двумя словами наедине.
Мариса в полнейшей растерянности едва дождалась, пока он уединится с ней в библиотеке и затворит дверь. Высвободившись, она крикнула: