— И каков прогноз? — спросил Чазов.
— Прогноз благоприятный, — уверенно ответил Башуров. — При адекватном лечении полное восстановление функции сустава через четыре-шесть недель. Возможно, к концу октября пациент сможет вернуться к полноценным тренировкам.
Министр кивнул:
— А что касается тактики лечения? Стационар обязателен?
Башуров помедлил с ответом:
— Евгений Иванович, откровенно говоря, медицинских показаний для длительного стационарного лечения нет. Острый период — первые три-четыре дня, когда нужно снять воспаление и контролировать гемартроз. Дальше вполне возможно амбулаторное лечение с ежедневными процедурами.
Чазов удовлетворенно кивнул:
— То есть, с медицинской точки зрения, Сергеев может быть выписан через несколько дней?
— Совершенно верно, — подтвердил Башуров. — Более того, для молодого спортсмена психологически важно не чувствовать себя больным. Длительная госпитализация может даже замедлить восстановление.
Прояев поддержал коллегу:
— Владимир Николаевич абсолютно прав. У нас в «Торпедо» прекрасный медицинский блок, все необходимое оборудование для физиотерапии. Ярослав привык к нашим специалистам, доверяет им. Это важный психологический фактор.
Стрельцов оживился:
— Евгений Иванович, я полностью поддерживаю медицинское заключение. Ярослав — не тепличное растение. Ему нужна команда, привычная обстановка. Он должен видеть, что остается частью коллектива, а не превращается в пациента.
Но тут в разговор вмешался Топорнин, и тон его был решительным:
— Простите, товарищи, но мне кажется, вы не учитываете всех обстоятельств. Речь идет не о рядовом игроке. Ярослав Сергеев — это лицо советского футбола, надежда сборной, и, говоря откровенно, объект международного интереса.
Он встал из-за стола и начал ходить по кабинету:
— Мне сегодня утром звонил посол Италии. Синьор Руджеро передал обеспокоенность… заинтересованных кругов состоянием Ярослава. Любые недоработки в лечении могут иметь серьезные последствия.
Сайкин поджал губы. Он понимал, о чем говорит Топорнин, но внутренне сопротивлялся:
— Борис Николаевич, я тоже получил звонок из Турина. Но неужели итальянцы знают о лечении спортивных травм больше наших врачей?
— Валерий Тимофеевич, — резко ответил Топорнин, — дело не в том, кто лучше знает медицину. Дело в том, что мы не можем позволить себе никаких сомнений в качестве лечения. Представьте, что произойдет, если вдруг возникнут осложнения? Кто будет отвечать?
Чазов нахмурился:
— Борис Николаевич, медицина — это не политика. Здесь решения принимаются на основе диагноза, а не страхов.
— Евгений Иванович, с уважением к вашей квалификации, — не сдавался Топорнин, — но вы отвечаете за здравоохранение в целом. А я отвечаю за советский футбол, притом за весь… Если что-то случится, виноватым окажусь я.
Малофеев осторожно вмешался:
— Борис Николаевич, а что, если компромисс? Острый период в стационаре, а дальше амбулаторно? Владимир Николаевич сказал — три-четыре дня.
— Нет! — резко отрезал Топорнин. — Никаких компромиссов! Мы должны быть уверены на все сто процентов. Полный курс стационарного лечения под постоянным наблюдением лучших специалистов.
Башуров попытался возразить:
— Борис Николаевич, но это медицински неоправданно. Длительная госпитализация при таком диагнозе — это перестраховка, которая может навредить.
— Владимир Николаевич, — жестко ответил Топорнин, — я не врач. Но я знаю, что такое ответственность. А вы готовы поставить свою подпись под тем, что гарантируете полное восстановление при амбулаторном лечении?
Башуров растерялся:
— Никто не может дать стопроцентных гарантий…
— Вот именно! — воскликнул Топорнин. — А я не имею права рисковать. Слишком много поставлено на карту.
Сайкин внутренне боролся с самим собой. Директор ЗиЛа понимал логику Топорнина, но всё равно был с ним не согласен:
— Борис Николаевич, может быть, стоит послушать врачей? Они же профессионалы…
— Валерий Тимофеевич, — перебил его Топорнин, — вы же сами получали звонки из Италии. Представьте, что вам скажет синьор Аньелли, если узнает, что мы не обеспечили максимальный уровень медицинской помощи Сергееву?
Сайкин сжал губы. Он знал, что Топорнин прав с формальной точки зрения, но это не делало решение правильным.
Чазов попытался найти разумный выход:
— Борис Николаевич, давайте будем объективны. Профессор Башуров — один из лучших травматологов страны. Если он говорит, что стационар не нужен, может быть, стоит ему доверить?