— Понятно, — подвел итог Романов. — Но по большому счету это ничего не меняет. Вариантов у нас, товарищи, нет. Мы не ведем переговоров с террористами. Никаких уступок, никаких компромиссов. Да, это жестоко. Да, это может повлечь жертвы среди захваченных футболистов. Но Советский Союз, судьба государства важнее, чем судьба отдельных его граждан.
— Позволите, товарищ Генеральный секретарь? — взял слово Примаков.
— Да, конечно, Евгений Максимович.
— С террористами нельзя вести переговоры и нельзя соглашаться на их условия еще и потому, что, как говорится, его пример другим наука. Это Аззам идейный, а вот его подручные вполне могут быть наемниками, пришедшими за деньгами. Согласившись один раз, мы покажем слабость и проложим путь для следующих подонков, которые могут решить, что можно таким образом разговаривать с Москвой. Поэтому, как ни тяжело это звучит, соглашаться на их требования никак нельзя.
— Я с вами полностью согласен, Евгений Максимович, — вступил в разговор Громыко. — Но что будем делать, товарищи?
— «Альфа» готова, — снова взял слово Чебриков. — Если будет политическое решение, то группа готова вылететь на Канары в течение часа.
— Сергей Леонидович, — обратился он к министру обороны, — военно-транспортная авиация готова осуществить переброску группы на Канарские острова?
Маршал Советского Союза Соколов обвел глазами собравшихся, остановил свой взгляд на Громыко, потом перевел его на Примакова:
— Ил-76, который мы задействуем для переброски «Альфы» на Канары, потребует дозаправки. Если товарищи дипломаты согласуют с испанцами посадку где-нибудь в Севилье или Валенсии, то военно-транспортная авиация готова. Как только будет получено добро, самолет будет в воздухе.
— Андрей Андреевич, — обратился Романов к Громыко, — как со связями с испанцами?
— Да, конечно, товарищ Генеральный секретарь. Я уже разговаривал с их министром иностранных дел, с министром внутренних дел и с послом Королевства Испания в Советском Союзе.
— Отлично! Тогда вызывайте посла в МИД и ставьте его перед фактом. Нам нужна посадка самолета со спецназом в Севилье, нам нужно, чтобы испанцы заправили этот самолет, и, само собой, нам нужно содействие спецназу уже на самих Канарских островах. У вас есть час, чтобы согласовать с испанцами все вопросы. Никакие возражения и тем более отказы испанской стороны не принимаются. Используйте какие угодно доводы, но освобождать наших людей, захваченных этими выродками, будем мы.
Романов сделал паузу:
— А пока самолет летит, наш посол должен лично вступить в переговоры с этим Абдуллой Аззамом. Я надеюсь, что товарищ Дубинин уже на Канарах?
Речь шла о Юрии Владимировиче Дубинине, чрезвычайном и полномочном после Советского Союза в Испании. Его планировали сменить в ближайшие месяцы, и этот кризис должен был стать последним серьезным заданием для Дубинина в роли советского посла.
— Товарищ Генеральный секретарь, конечно, — ответил Громыко. — Дубинин уже вылетел на Канары, и как только он выйдет с нами на связь, мы сразу проинструктируем нашего посла, и он приступит к переговорам.
— Отлично, — кивнул Романов. — Давайте, Андрей Андреевич, действуйте.
В это же время, отель «Бая Фелис», Лас-Пальмас, Канарские острова.
Абдулла Юсуф Аззам стоял у панорамных окон холла отеля и смотрел на полицейское оцепление, которое виднелось на почтительном удалении и растянулось по площади перед зданием. Испуганные испанские стражи порядка держались на почтительном расстоянии, и по ним было видно, что главное, что они чувствовали, — это страх.
В глазах Аззама не было торжества победителя — только всепоглощающая ярость фанатика, замешанная на горе человека, потерявшего все в этой жизни.
Четыре месяца назад, 8 сентября 1985 года, советские ракеты превратили лагерь Бадабер в дымящиеся руины, под которыми нашла свой последний покой вся семья Абдул-Аззама — жена, сыновья и дочь. Абдул-Аззам привез детей для того, чтобы создать живой щит, надеясь на то, что это послужит дополнительной защитой. Но все равно в смерти всей своей семьи он винил исключительно проклятых безбожников с севера.
Не себя самого, не пакистанских военных, взявших штурмом лагерь, когда там вспыхнуло восстание советских пленных, не свою жену, готовившую смертниц, не других полевых командиров, которые с пеной у рта истово кричали о халифате и смерти неверных и резали головы каждому, кто не хотел превращения Афганистана в средневековую религиозную диктатуру. Нет, во всем виноваты именно проклятые красные.