Из гарнизона они отправились в Москву, где более или менее нормально прожили еще полгода, хотя Леон мотался по стране, пытаясь закупить то новые технологии, то патенты. Какие – Марина не знала. С самого начала они условились: чем меньше говорим о работе, тем лучше. И она всегда соблюдала этот договор, хотя ей очень хотелось знать, чем занят ее любимый.
Марина потянулась в кресле. Мысли крутились в голове сами собой: «Когда Леон привел меня в школу Моссада по просьбе Рафи, мой куратор Йоси с первого дня постоянно твердил, что я должна успеть безупречно подготовиться к третьему этапу учебы – самостоятельному контрольному заданию. Причем кроме Йоси об этом задании никому знать не положено. Даже Леону. Ну, это понятно. Я таких разговоров не боялась, соглашалась, зная, что Леон так или иначе все узнает, почувствует, поймет и найдет способ помочь мне, даже если я и не узнаю об этом ничего. Ведь он постоянно помогал мне во время учебы…
Сначала я мечтала о том, как блестяще справлюсь со своим первым заданием и как изумится Леон. Ведь он привык видеть во мне женщину-ребенка, дорогое и близкое существо, а не взрослую, не зависящую от него женщину. А тут пришло время проявить себя самостоятельным человеком, профессионально равным ему. Интересно, что делать-то придется? Ни одного объяснения о моей будущей роли ни от Йоси, ни от Рафи я не получила, хотя и догадывалась. А потом уже было не до выяснений. Столько всего произошло… Не стало отца. И все вокруг, точнее, во мне, сразу как-то изменилось. Я почувствовала свое сиротство, хотя по-настоящему осознала не сразу. Да и как я могла тогда смириться с мыслью о том, что теперь мне придется жить без отцовской любви и защиты, что на всей земле для меня останется только Леон? Это было особенно страшно. Я понимала, что если с ним что-нибудь случится – мне не жить. Причем, как говорится, в «медицинском смысле», то есть мое физическое существование прекратится одновременно с ним, и неважно, погибнет он или разлюбит меня. Все равно без него жизнь потеряет смысл.
Выходит, я, во-первых, должна жить самостоятельно. Во-вторых, придется учиться нести ответственность за все свои поступки и решения. Это не «маленький бунт», который я устроила отцу в знак протеста против его бесконечных отъездов – нанялась работать официанткой в кафе. Его тогда чуть удар не хватил! Он ведь тоже воспринимал меня как маленькую принцессу, для которой главная проблема – в какой цвет покрасить волосы. Теперь все по-другому. Леон рядом, но у него своя работа, своя жизнь, куда мне нет доступа, причем для моей же безопасности, как он объяснил. И совсем скоро я поняла, что и у меня своя жизнь, где Леона рядом нет. Я не стала меньше любить его, но как-то перестроилась в душе. Моя первая, почти детская влюбленность в него и безоговорочная вера в его лидерство и непоколебимый авторитет стали более «умными», что ли… И потом, он – мужчина, а значит, другой. Всего ему не объяснишь. Ведь они нас, женщин, не понимают. Кстати, Леон почти и не заметил этих моих «дамских» переживаний. Оно и к лучшему. Ну что ж, пора разом повзрослеть. Вот это и есть, по большому счету, мое первое самостоятельное контрольное задание.
Конечно, я удивилась, когда позвонил Йоси и вместо занятий пригласил меня в кафе. Поначалу было не очень привычно, что все наиболее важные и секретные разговоры со мной он вел не в своем кабинете, а в городе. В кафе, парках, ресторанах… Потом я перестала обращать внимание на такие мелочи, но тогда, в первый раз, растерялась и насторожилась: что-то будет…
И действительно: как только мы уселись за столик полупустого кафе, Йоси объявил, что хочет обсудить мое контрольное задание. Меня бросило в жар, в горле застрял ком, даже низ живота заныл.
– Сначала я рассказываю тебе все, что считаю нужным, а ты меня не перебиваешь, не падаешь в обморок, не делаешь испуганных глаз, а продолжаешь улыбаться и есть мороженое. Это тоже часть тренинга, поняла?
Я часто закивала: поняла.
– Значит, так. В России ты давно не была… поедешь, посмотришь, как она теперь поживает и выглядит.
Йоси улыбнулся, а я почувствовала, что мне хочется сжаться и закрыть глаза. Россия! Я ведь там теперь совсем чужая! Руки похолодели, ноги словно вросли в землю так, словно мне придется просидеть в этом кафе остаток жизни. Да уж, ничего не скажешь – беззаботно улыбаться стало гораздо сложнее, Йоси не зря предупреждал. Все-таки сложно воспринимать такие неожиданные новости легко и равнодушно.