Больше нет религии, производства, политического представительства, революционного движения, философии, искусства… Все феномены души и общества не разрушаются насильственно, но незаметно заменяются «симулякрами». «Симулякры» одерживают полную победу над реальностью, поскольку смогли навязать этому миру свою реальность и собственную модель времени:
«…Страшный суд уже происходит, уже окончательно свершился у нас на глазах — это зрелище нашей собственной кристаллизованной смерти.
Нашим апокалипсисом является само наступление виртуальности, которое и лишает нас реального события апокалипсиса».
Вот что получается, если следовать религиозной логике: если времена Сталина и Гитлера считать периодом правления Антихриста, а Бодрийар описывает наше время как время психологического Страшного суда, то самим событием «виртуального апокалипсиса» нам придется считать 60-е годы времена пришествия «мессии LSD»…
Но для французского философа это не трагический, а скорее… радостный факт. В своей более поздней книге «Иллюзия конца» Бодрийар предлагает даже… получать удовольствие от подобного оборота вещей:
«Наш апокалипсис — не реальный, а виртуальный. И он не в будущем, а имеет место «здесь и теперь»… Такое изменение знака катастрофы является исключительной привилегией нашей эпохи. Это растворяет всякую нашу ответственность на сей счет. Конец всякому психозу предчувствий, довольно паники, довольно мучений совести! Утраченный объект остался позади. Мы умерли, а потому свободны от Страшного суда» (курсив мой. — А.Д.).
Радость Бодрийара — это то же самое, что и перечень «удовольствий» Тимоти Лири. Только в наши дни эти «удовольствия» перестали быть достоянием «узкого круга революционеров» от психоделии — их вынуждено испытывать все человечество…
Так и хочется переиначить общеизвестную в нашей стране фразу: «Господа! «Психоделическая революция» совершилась!»
Если Маркузе считал «одномерного человека» обманутым, но еще живым, то Бодрийар человека времен постмодерна — нас с вами — радостно определяет как… живой труп.
Исторический водораздел между «одномерным человеком» и «виртуальным (мертвым) человеком» проходит через десятилетия массового увлечения психоделией.
«Одномерный человек» путает личную реальность с реальностью социальной, переносит ответственность с себя на коллектив или общество. Но он «запрограммирован» только в «одном измерении» — в системе отношений «Я — общество»
Он сохраняет некоторую свободу — вспомните хотя бы знаменитые «посиделки на кухнях» 70-х годов! «Одномерный человек» ощущал социальное давление и пытался ему сопротивляться. «На кухне» он мог пользоваться своим воображением — в своих мечтах он был всемогущ и свободен.
«Виртуальный человек» путает уже не только личное с общественным. Он «путает» личное с любыми факторами и предметами окружающего мира. Он превращается в то, что в данный момент воспринимает. Такая личность теряет то главное, что еще сохранялось у «одномерного человека», — саму потребность сопротивляться внушению. У нее нет больше даже мечты о свободе.
«Виртуальный человек» — это абсолютно новый тип человеческого бытия. Ему просто не нужны такие понятия, как «свобода» и «достоинство». Если он и пользуется ими, то только временно, как очередным «симулякром» — концепцией, используемой для достижения сиюминутных целей («Вы ограничиваете мою свободу», — говорит наркоман врачу, для того чтобы прекратить лечение и вернуться к наркотику — выбранной им форме рабской несвободы).
Действительно, о какой свободе или несвободе можно говорить в ситуации отсутствия «Я»?Личность, которая является тем, что ей внушили, будет испытывать постоянную потребность в новом внушении.
Когда случится конец света?
«Итак, когда увидите мерзость запустения…» — сообщает Христос об одном из признаков приближающегося апокалипсиса (Мф. 24, 15). Принято считать, что Он говорит о реальном Иерусалиме. Что, если Он имеет в виду «мерзость запустения» Иерусалима наших душ?
Старшее поколение жителей нашей страны воспитывалось с ощущением главного в своей душе. Было ли это главное, внушавшееся нам идеологией социализма, истинным или ложным — вопрос, выходящий за рамки этой книги. Но главное ощущение — чувство осмысленности собственной жизни, отдаваемой за то, чтобы будущие поколения жили в «земном раю» коммунизма, — все-таки было!
Сегодня молодой человек живет в мире равнозначных и иллюзорных ценностей. Он не в состоянии ощутить иерархию идей и объектов этого мира.