Такое толкование слова «совесть» позволяет по-другому объяснить противоречия Адлера. В детском и юношеском возрасте, когда рассудок не готов еще к рациональному пониманию душевной боли, сознание воспринимает зов «целостной духовности человека» как чувство неполноты.
Пользуясь христианскими терминами, мы можем определить «комплекс неполноты» как первичное ощущение греха, а «метафизическую потребность»1 — как потребность в его преодолении и достижении ощущения целостности личности — онтологической уверенности.
Если в ответ на сшибку или чувство бессмысленности существования мы не испытываем депрессии — у нас нет никакого повода измениться, нет причины для затраты духовных сил. Не ощущая душевной боли, душа не способна расти.
Христианство и психология говорят, в сущности, об одном и том же. Не пора ли нам научиться понимать друг друга?
Вдумайтесь в то, как удивительно точно и сжато сформулированы многие мысли нашей книги у Ивана Андреевича Ильина:
«Всякое страдание проистекает из несовершенства или неполноты бытия, составляющих самую сущность тварности. Ибо тварь есть бытие конечное, ограниченное во времени и в пространстве, но внутренне посягающее — то бессознательно, то сознательно — на бесконечность и неограниченность…»
Таким бессознательным «посягательством твари» и была «психоделическая революция».
«…Ибо высший смысл его (страдания. — А.Д.) продолжает Ильин, — предполагает, что земная тварь имеет некое священное задание на земле; что дело не сводится к ея случайному возникновению в недрах Беспредельного, к внутренней противоречивости ея бытия, к бессмысленному страданию от этой противоречивости и к роковому угасанию за свою земную неправду. Высший смысл тварности состоит в том, что тварь имеет священное призвание на земле. Грех ведет к страданию, страдание же должно научить тварь при жизни — духовности, мудрому самопознанию, очищению, отречению, религиозной искренности и возвращению в Божий луч. Страдание дается человеку для того, чтобы или умудрить его или погасить его, неумудреннаго…»
Конечно, бывают разные страдания и разные депрессии. Человеческая душа не может существовать, будучи заполнена одним только страданием. Депрессия, как и любовь, способна стать юнговской «идентичностью» — превратиться в болезнь. Для того чтобы отличить депрессию нормальную от страдания болезненного, и существуют врачи-профессионалы.
Однако профессионал вместе со всей культурой тоже постепенно превращается в «виртуального индивида». Он воспринимает личность пациента лишь как вещь, которой можно управлять с помощью таблеток или «зомбирования». Такой врач будет пытаться избавить пациента от малейшего душевного дискомфорта, который тот считает страданием. Он начнет лечить человека «таблетками от души» или «от личности». — читайте как хотите.
Любая наркомания есть попытка человека избавить свою душу от любого страдания, но в первую очередь от депрессии, вызванной чувством неполноты — неосмысленности собственного существования. Такая попытка не может закончиться ничем, кроме идентичности, инфляции… смерти души.
Певец пессимизма Артур Шопенгауэр говорил, что «у жизни есть только два полюса — страдание и скука». Наркотик устраняет оба… от жизни остается только раз-влечение… смерть.
Если неоязыческие цивилизации пытаются уничтожить любые признаки Божественной искры в человеке (не случайно цивилизации Гитлера и Сталина, каждая по-своему, объявляли о создании «новой породы людей»), то «торговой цивилизации» нужно лишь выделить из личности «индивида».
Товары нужно продавать кому-то. Для этой цели идеально подходит «Я» в состоянии эгосистолы — готовое к зависимости не только от наркотика, но и от любого товара, способного дать иллюзию идентификации.
Любой наркотик способен вызвать эгосистолу — она является закономерным результатом его хронического воздействия на личность. Поэтому наркотики в рамках торговой культуры неистребимы.
Они являются абсолютным (виртуальным) товаром виртуальной же цивилизации. Они неотделимы от нее по самой сути, так как являются лекарствами от совести.
Существует ли выход из психологического тупика цивилизации виртуальности (пошлости)?
Этот выход никуда и не исчезал последние две тысячи лет.