Дать ответ на эти вопросы возможно, исходя лишь из целостного мировоззрения — онтологически ясного взгляда человека на мир. В лице Ж. Бодрийара французский структурализм объявил, что виртуальность — это хорошо, так как не случится истинного конца света. Его утверждение можно заменить другим: «Мы все уже сошли с ума… и это хорошо, так как истинного безумия с людьми уже случиться не может».
Другой французский философ — теоретик постмодернизма Жиль Липовецки — в своей знаменитой книге «Эра пустоты» для описания человеком времен отсутствия главного пользуется фрейдовским термином «нарциссизм». Как помнит читатель, впервые, задолго до Фрейда, нарциссом Шарль Бодлер назвал потребителя гашиша — галлюциногенной формы марихуаны.
Нарцисс — герой древнегреческого мифа, влюбившийся в собственное изображение и осужденный за это богами Олимпа.
Фрейд разделял «первичный нарциссизм», возникающий в раннем периоде детства, когда половая энергия ребенка (либидо) обращена полностью на самого себя, и «вторичный нарциссизм», который и имеет в виду Липо-вецки.
Вторичный нарциссизм, по Фрейду, — это изъятие человеком либидо от объектов внешнего мира и обращение его вновь на самого себя. Липовецки считает, что человек новейшего времени не способен выделить из равнозначных объектов и идей внешнего мира главные из-за их невероятного изобилия. На языке Фрейда это обозначает невозможность выбора объектов, которые заслуживают или не заслуживают нагрузки либидо — приложения внимания, интереса или любви.
По Липовецки, единственный способ самозащиты распадающегося «Я» от гибели — это вторичный нарциссизм — полная и окончательная влюбленность человека в самого себя. Обращение либидо взрослого на себя обозначает одновременно и полную отгороженность от внешнего мира. Внешние по отношению к «Я» люди и вещи оцениваются только через призму их способности или неспособности приносить удовольствие:
«Нарцисс запущен на орбиту. Неонарциссизму недостаточно нейтрализовать социальный мир, лишая его институты эмоционального значения; на этот раз обесценивается само «Я», оно теряет свою идентичность, причем, как ни парадоксально, благодаря своему сверхобогащению (потенциально бесконечному количеству доступных объектов и идей. — А.Д.). Подобно тому, как общественная сфера эмоционально опустошается вследствие избытка информации, наше «Я» утрачивает свои ориентиры и свою целостность благодаря избытку внимания к себе самому: «Я» становится расплывчатым. Повсюду исчезает весомая реальность…
Именно распад этого «Я» вырабатывает новую разрешительную и гедонистическую этику: усилия больше не в моде; все, что является принуждением или жесткой дисциплиной, обесценивается в пользу культа желаний и их немедленного удовлетворения…
Свободные ассоциации, творческая спонтанность и ненаправленность, наша культура самовыражения и наша идеология благополучия поощряют дисперсию в ущерб концентрации, временное вместо постоянного — все это работает на расчленение «Я», на уничтожение организованных и синтетических психических систем…
Конец эпохи воли совпадает с эпохой чистой индифферентности, с исчезновением великих целей и великих начинаний, ради которых можно пожертвовать жизнью: «все и немедленно», а не perasperaadastra(через трудности к звездам — латинский афоризм. — А.Д.). «Чтоб вы лопнули», — подчас читаешь на стенах домов… Наше «Я» уже расчленено на отдельные тенденции в соответствии с процессом распада, взорвавшего общество, которое превратилось в персонализованные молекулы. И вялый социум является точной копией равнодушного «Я», наделенного недостаточно сильной волей, нового зомби, пронизанного и управляемого информацией».
Но вот что интересно. С точки зрения Липовецки, все эти процессы имеют положительное, позитивное значение для человечества. Липовецки не видит ни того, что нарциссизм является изнанкой наркоза, ни того, что окружающие люди становятся для нарцисса вещами:
«Страсть нарцисса возникает не ради восстановления утраченной целостности, она не компенсирует отсутствие личности, а вырабатывает ее новый тип, новое сознание с его неопределенностью и колебаниями. Пусть наше «Я» становится как бы «плавающим пространством», не имеющим ни постоянного места, ни ориентиров. Пусть это резерв в чистом виде, приспособленный к неустойчивости своей собственной системы; такова функция нарциссизма, тонкого инструмента, постоянного обновления «пси» (психической энергии. — А.Д.), который необходим для постмодернистского экспериментирования.