Женщина повернулась в его сторону и махнула рукой. И он понял, что она показывает на белые цветы. Она улыбнулась и жестами попросила его принести ей цветов. Он с радостью бросился за ними, быстро вернулся и, опустившись на колени рядом с женщиной, почтительно протянул ей букет белых цветов. С наслаждением вдохнув свежий аромат цветов, она отблагодарила его улыбкой. Он смотрел на нее снизу вверх, такую близкую, такую зовущую, и готов был броситься и завладеть ею здесь же, на траве, если бы… если бы не знал, что этот бассейн предназначен только для европейцев, если бы жизнь давно уже не вразумила его, что эти белые красавицы созданы не для обитателей бамбуковых лачуг, и если бы он не знал, что за любое поползновение человеку его класса полагается тюрьма. И он сидел, не двигаясь, не отрывая глаз от женщины. Европейка вдруг поняла, что происходит с мужчиной, принесшим ей цветы. Улыбка моментально исчезла. Краска залила ее лицо. Она вскочила и повелительным жестом приказала принести свои туфли на высоком каблуке, которые она оставила около скамейки, где раздевалась. Он не сразу бросился выполнять ее приказание, решая, стоит ли идти за туфлями. Входило ли это в его обязанности? Не унизит ли он своего достоинства?! И если он откажется, а она пожалуется начальству, не понизят ли ему жалование?
Пока он раздумывал, женщина, видимо сомневаясь, понял ли он ее, жестами показала еще раз, что ей нужны туфли. Она вновь улыбнулась. И тут, вдохновленный этой улыбкой, он отбросил все посторонние мысли и бросился за туфлями. Пока он ходил, женщина снова вошла в воду и поплыла. Он стоял на берегу с туфлями в руках и покорно ждал, когда она выйдет из бассейна. Он протянул ей туфли. Она улыбнулась еще раз, поблагодарила его на своем языке и продолжала говорить еще что-то, а он стоял перед ней, готовый выполнить любое ее приказание. Вот она нагнулась, чтобы застегнуть туфли, и он еле сдержал свою руку, которая потянулась было к ее белой и гладкой, как мрамор, спине. Женщина выпрямилась, повернулась к нему спиной и пошла прочь, покачивая полными бедрами. Он взглянул на то место, где она лежала. На примятой траве сиротливо белели цветы, ароматом которых она только что наслаждалась. Он долго смотрел вслед уходящей, горя неудовлетворенной страстью. И тут он вспомнил о своей жене, сразу же засуетился, стал собирать сухие листья, чтобы пораньше освободиться и уйти домой.
На пороге дома его никто не встречал. Чад от перегоревшего арахисового масла, резкий запах поджаренных стручков перца и нгапи[3] привел его на задний двор, где у таганка, потная, покрытая копотью и пеплом, на корточках сидела его жена и готовила ужин. Острые эти запахи моментально вышибли воспоминания об аромате тела красавицы-европейки и пробудили у него волчий аппетит. Не будь он так голоден, он непременно прочел бы жене нравоучение насчет того, что ни копоть, ни пепел женщину не украшают, что от ее тела не должно так разить потом и что истинной женщине подобает перед приходом мужа смывать с себя грязь и натирать тело благовонной мазью танакха[4]. Он, может быть, даже побил бы жену. Но сейчас он был голоден, жена готовила для него ужин, и ему стало жалко ее. Она, бедняжка, целый день крутится с маленьким ребенком. Тех грошей, которые он приносит ей в день получки, с трудом хватает, чтобы прокормить семейство из пяти человек. Молча взял он из рук жены ступку и помог растолочь перец. Потом пошел во двор и нарвал зелени на ужин. Закричал ребенок — надо было поменять мокрые пеленки.
Наконец ужин готов и можно всем спокойно поесть. Всем, кроме жены. Она в первую очередь должна накормить мужа и детей.
Поздней осенью с темнотой приходила прохлада. А по ночам было даже очень холодно. После ужина он облился водой, чтобы смыть дневную грязь и снять усталость. Затем предложил жене сделать то же самое. Правда, процедура обливания водой была для них делом нелегким: колонка находилась у соседей в саду. Туда они и ходили. После того как жена освежилась, он попросил ее натереться благовонной мазью танакха.
— Чего это на ночь глядя? — недоуменно посмотрела она на мужа.
— Танакха не только приятно пахнет, но и облагораживает человека и его чувства, — глубокомысленно произнес он.
Она снова взглянула на него с ухмылкой и хихикнула.
— Какой-то ты сегодня странный. Чего это тебе в голову взбрело? Холод такой, а ему натрись, да и только!..
4