Она проснулась ранним утром, первые косые лучи солнца пробивались сквози щели в шторах. Она лежала в чистой постели, укрытая одеялом. Голова покоилась на мягкой подушке и болела гораздо меньше, Лена поднесла руку к голове и обнаружила компресс, а на виске пластырь. Кто этот чужой старик у постели?
– Леночка, не вскакивай так резко!
– Вы вообще – кто?! Как в дом попали? Я дверь закрывала.
– А потом открыла.
– Нет.
– Ночью открыла, ты не помнишь. А я – Николай, двоюродный брат твоей мамы. Дядя Коля.
– Какой дядя? Какой брат?
– Да вот же, я на фотографии с вами стою, – он торопливо вынул старомодный телефон, раскрыл обложку, вынул небольшую фотографию и дал в руки Лене. – Здесь, на этой самой даче.
Лена недоверчиво рассматривала снимок на куске плотной бумаги. «Папа, мама, девочка с косичками – я. Мне лет пять, это еще до травмы позвоночника. А рядом – дядька, намного моложе мамы. Но похож, да, это – Николай. Он и молодой был худой, жилистый, а сейчас ещё сильней усох. С мамой они совсем не похожи: темные волосы, глаза карие».
Перевернула, на обороте написано «Сосновка».
– А вы часто к нам приезжали?
– Да случалось.
– А почему я вас не помню?
– Когда я еще школьником был, потом в медучилище учился, тебя не было и в проекте. А позже – совсем редко. Я не хотел надоедать Наташе. Родня из меня не престижная. Был санитаром, ни денег, ни связей. Потом сидел. А когда перебрался на Сахалин, стало трудно ездить. Работал коком на судах, ходил в море. Теперь живу там же, только на берегу.
– Я сейчас почему приехали?
– Приехал, потому что ты одна осталась, без родителей. Подумал, надо помочь, поддержать. У меня остался должок перед Наташей и Михаилом.
– А вы знаете, что я… – у Лены перехватило горло.
– …Приемная дочь? Знаю, конечно, – Николай явно не видел в этом никакой трагедии. – Наташа рассказала, как ты к ним маленькая из леса вышла. Они с Михаилом очень удивились, как такая кроха, годика два всего, одна в лесу оказалась. Давали объявления, искали твоих родных. А потом так полюбили тебя, что удочерили. Свои мальчики у них уже взрослые были, жили отдельно, в Москве учились, а они ещё не старые были, далеко до пенсии, надеялись, что хватит времени тебя вырастить, выучить, на ноги поставить.
– Не успели выучить, – Лена заплакала от жалости к себе и к родителям.
Николай стал аккуратно промокать ей слёзы полотенцем, как опытная сиделка больному. А сам продолжал говорить.
– Ничего, Леночка, не плачь, всё теперь будет хорошо. В моей жизни было такое, что я долго не мог выйти из темного леса. И ты сейчас как будто в лесу, но обязательно выйдешь на солнечный свет. Я тебе помогу. Сейчас позавтракаем и поедем в город в больничку. А пока расскажи, что с тобой стряслось? С кем подралась? Кто тебя обидел?
– Меня убить хотели! – Выкрикнула Лена и добавила упавшим голосом. – Вернее, и сейчас хотят.
– Ну, ни х…хрена себе, заявочки! Ты не бредишь? Отвечай внятно: что, где, когда?
– Отвечаю внятно! – Лена так разозлилась, что села, невзирая на боль в голове. – Меня топил аквалангист под Коммунальным мостом, вчера утром. Но я сбежала на барже. А два мужика хотели сжечь вместе с домом, здесь, вчера вечером. Но их видела соседка. И я не брежу. Вот на лице доказательства – вам мало?
Николай раздумывал не больше секунды.
– Ясно, что ничего не ясно. Но здесь оставаться нельзя. Собирайся, быстро, делаем ноги отсюда!
– А завтрак?
– В машине поешь. И подробно всё расскажешь. Как нам выйти незаметно?
– Через лаз в заборе, вон там, возле леса.
– Годится. В той стороне – моя машина, я её за кустами поставил, совсем рядом.
Лена оказалась в машине через несколько минут в чем была: старый мамин халат, надорванные пыльные шлепки. Николая как будто подменили. Куда-то исчез добрый старенький дяденька. Лицо его стало жестким, как высеченным из камня. Двигался он быстро и почти бесшумно. Когда они, пригибаясь, дошли до дырки в заборе, он ногой отжал вторую доску, даже не приостановился. Казалось, он сейчас и стену бы прошел насквозь.
Лена проснулась от пения птиц. Да, она же в «больничке», в своей отдельной палате, комфортной, как гостиничный номер-люкс. Неделя как она в этом элитном заведении, расположенном в черте города, но в лесу. Вокруг птицы поют и клумбы цветут. Персонал вежливый до невозможности. Врач прописал лечебные салфетки на рану, пилюли, сон. Рана почти не беспокоит, голова тоже. Помимо сна, лекарство оказывает умиротворяющее действие. Лене иногда кажется, что не всё, что она помнит, было на самом деле. Может, никто не топил её, а она о баржу стукнулась? Может и джип не приезжал? Вот дядя Коля – реальность, он навещает её каждый день примерно в 11 часов, приносит фрукты, но телефон не дает. А больше ничего не происходит. Очень скучно только спать и есть, а из палаты выходить не разрешают. Из одежды – больничная пижама, шелковая голубая в цветочках, да в шкафу вещи, в которых приехала: халат, тапки, белье. Все выстирано и поглажено, а в кармане халата – пакетик с деньгами, так дорого доставшимися.