– А почему он боится?
– Потому что за ним охотится тот, кто гораздо хуже его самого.
В полдень они остановились пообедать. У Линнеи запасы закончились, поэтому Гюнтер достал свои. Не такие вкусные, как та еда, что приготовила мама. Но когда Линнея сказала ему об этом, Гюнтер лишь фыркнул.
– Тебе вообще повезло, что я с тобой делюсь.
Он долго молча смотрел куда-то в лес, а затем сказал:
– Знаешь, а ты не первая девчонка, которую я встречал по дороге. Познакомился с одной там, где раньше стоял Гамбург. Когда я ушел, она отправилась со мной. Даже зная, что я натворил… – Он достал медальон и сунул его Линнее. – Смотри!
Внутри медальона находилась фотография женщины. Обычной симпатичной женщины. И больше ничего.
– Что с ней случилось? – спросила Линнея.
Тролль скорчил рожу, показав зубы.
– Я ее сожрал, – прорычал он, как дикий зверь. – Если еда закончится, я и тебя зажарю и сожру.
– Я знаю, – сказала Линнея.
Обычное дело для троллей. Она читала в сказках. Они всех пожирали. Даже людей. Даже других троллей. Так было написано в книжках. А потом она спросила:
– А куда ты идешь?
– Не знаю. Туда, где безопасно.
– А я в Годастор. Моя карта знает дорогу.
Гюнтер очень долго обдумывал ее слова, а потом, будто нехотя, спросил:
– Думаешь, там безопасно?
Линнея кивнула:
– Да.
Она вытащила из рюкзачка карту, и Гюнтер спросил:
– А как далеко находится Годастор?
– На другой стороне горы. День пути, если идти по дороге, и в два, а может, и в три раза дольше, если идти лесом.
– И зачем мне идти лесом? – Он сунул карту обратно в рюкзачок. – Ладно, малявка, идем в Годастор.
Во второй половине дня позади них поднялась великая тьма, тени между деревьями загустели и, клубясь, полезли вверх, пока половина неба не стала черной, как сажа из камина. Линнея никогда еще не видела такого неба. Задул ледяной ветер, и стало так холодно, что она заплакала, но слезинки замерзали прямо на щеках. Маленькие вихри закружили снег, заплясали на пустынной дороге. Затем, все еще вращаясь, сгустились в одном месте и превратились в женщину. Она подняла руку и указала на них. В голове ее разверзлась темная воронка, словно она открыла рот, желая говорить.
Закричав от страха, Гюнтер бросился с дороги в лес и побежал вверх по холму, пробираясь через высокие сугробы.
Линнея неуклюже карабкалась следом.
Она не могла бежать слишком быстро, и сначала ей даже показалось, что тролль все-таки бросил ее. Но, добравшись до середины склона, Гюнтер оглянулся и остановился. Он немного поколебался, но все-таки вернулся за ней. Схватил Линнею и посадил себе на плечи. Держа девочку за ноги, чтобы она не свалилась, он начал пробираться вверх по холму. Линнея вцепилась ему в голову, чтобы удержаться.
Снежная женщина за ними не последовала.
Чем дальше от дороги уходил Гюнтер, тем теплее становилось. К тому времени, как он перевалил через хребет, стало холодно, как обычно. И тут вдруг за спиной завыл ветер, да так громко, что казалось, это кричит женщина.
По бездорожью они шли намного медленней. Через час Гюнтер остановился посреди соснового леса и спустил Линнею на землю.
– Мы еще не убежали, – пробормотал он. – Она знает, что мы где-то рядом, и найдет нас. Даже не сомневайся, она нас найдет.
Он утрамбовал снег на небольшом пятачке. Затем ободрал сосновые ветки, сложив что-то вроде настила. Наломал сухостоя и принялся сооружать костер.
Когда дрова были готовы, он не стал доставать кремень и огниво, а постучал по большому перстню на пальце и поднес кулак к хворосту. Дрова тут же разгорелись.
Линнея засмеялась и захлопала в ладоши.
– Еще!
Но хмурый Гюнтер не обратил на нее внимания.
Пока в лесу не стемнело, Гюнтер насобирал достаточно дров, чтобы хватило на всю ночь, и сложил их неподалеку. Линнея же играла с даларнской лошадкой. Она натыкала сосновых веточек в снег и сделала лес. Цок-цок, лошадка поскакала вокруг леса, а затем, скок-поскок, добралась до небольшой полянки посередине. Она поднялась на задние ноги и посмотрела на девочку.
– Что там у тебя? – спросил Гюнтер, бросая огромную охапку веток.
– Ничего.
Линнея спрятала лошадку в рукаве.
– Лучше, чтобы и впрямь ничего.
Гюнтер достал остатки припасов, приготовленных ее мамой, разделил на две части и отдал девочке меньшую. Они все съели. После этого он вытащил из рюкзачка одеялко и карту, повертел ее в руках.
– Вот тут мы и совершили ошибку, – сказал он. – Сперва научили вещи думать и говорить. Затем позволили им забраться себе в голову. И наконец, заставили их придумывать новые мысли вместо нас. – По щекам покатились слезы, он встал и потряс руками. – Что ж, хотя бы с одним покончим.
– Пожалуйста, не выбрасывай меня, – сказал рюкзачок. – Я тебе еще пригожусь, чтобы вещи носить.
– Нам нечего больше нести. И ты нас только задерживаешь.
Гюнтер с размаху бросил рюкзачок в огонь, затем поглядел на карту с безумным блеском в глазах.
– Хотя бы меня оставь, – сказала карта. – Ты всегда будешь знать, где находишься и куда идешь.
– Нахожусь я здесь, а иду туда, куда смогу добраться.
Тролль и карту бросил в огонь. Она вскрикнула, словно чайка, и сгорела в пламени костра. Гюнтер сел, откинувшись и опершись на локти, и поглядел в небо.
– Глянь-ка, – сказал он.
Линнея посмотрела вверх. Небо горело огнями. Они колыхались, словно занавес. Она вспомнила, как когда-то дядя Олаф рассказывал ей, что северное сияние появляется потому, что огромная лисица где-то далеко на севере машет хвостом по небу. Но эти огни горели намного ярче. Красные и зеленые звезды неожиданно вспыхивали и так же неожиданно гасли.
– Это белая дама прорывается сквозь защиту твоей страны. Та снежная баба, которую мы видели сегодня на дороге, всего лишь ее отзвук… эхо. Скоро та, настоящая, с ними покончит, и тогда… помоги нам Боже. – Гюнтер вдруг вновь заплакал. – Прости, детка. Я принес эту напасть в твою страну. Думал, что она… что она за мной не последует.
В костре трещали дрова, пуская в небо блестящие искры. Свет пламени оттеснял тьму, но недалеко. После долгого молчания Гюнтер мрачно сказал:
– Ложись.
Он заботливо укрыл ее одеялком, убедившись, что подстилка из сосновых веток достаточно плотная.
– Спи. Если утром проснешься, можешь считать себя очень везучей.
Когда Линнея уже засыпала, даларнская лошадка заговорила у нее в голове.
– Мне нельзя помогать тебе до тех пор, пока ты не попадешь в беду, – сказала она. – Но этот момент приближается.
– Ладно, – ответила Линнея.
– Если Гюнтер попытается схватить тебя, поднять или хотя бы даже прикоснуться, беги от него так быстро, как только сможешь.
– Гюнтер мне нравится. Он хороший тролль.
– Нет. Он хочет быть хорошим, но уже слишком поздно. А теперь усни. Я разбужу тебя, если появится опасность.
– Спасибо, – сонно отозвалась Линнея.
– Проснись, – сказала лошадка. – Только не двигайся.
Моргая, Линнея выглянула из-под одеялка. В лесу все еще было темно, но небо уже посерело, как пепел костра. Вдалеке она услышала тихий грохот – бум, еще раз чуть яснее – бум, а затем в третий раз, громче – бум! Казалось, что к ним приближается великан. А затем раздался такой оглушительный звук, что у нее уши заболели, а снег взвился в воздух. Весь лес наполнился прохладным мерцающим светом, так блестят под солнцем песчинки в мелком озерце.
Перед троллем вдруг возникла дама. Обнаженная и худая, она дрожала, как бледное пламя свечи, но была очень красива.
– О, Гюнтер, – промурлыкала дама, растягивая его имя, так что прозвучало «Гю-у-у-у-нте-е-ер». – Как же я скучала по тебе, мой маленький Гюнтхен!
Тролль Гюнтер согнулся почти вдвое так, что казалось, он поклоняется даме. Но голос его стал таким злым, какого Линнея до сих пор не слышала:
– Не зови меня так! Только она имела на это право. А ты убила ее. Она попыталась сбежать от тебя.