Нет. Я не могу позволить своим мыслям блуждать в «что если бы», потому что реальность такова, как она и есть, Дерек дал понять, что петтинг для него — это игра, я не играю в такие игры.
Как я могу скрыть то, что у меня есть чувства к нему, когда так сильно нервничаю сейчас? Я пытаюсь остановить тряску в своих руках, но остается легкий тремор в пальцах. Единственный раз, когда я так нервничала, был во время игры, где финальный результат зависел от того, смогу я или нет забить филд гол. Обычно я отбрасываю чувства прочь и сосредотачиваюсь на поставленной задаче.
— Почему ты это делаешь? — спрашивает Дерек, его низкий голос распространяет электрические искры по моим венам.
Если я посмотрю в его завораживающие чистые голубые глаза, он сразу же узнает о моих чувствах? Он бы посмеялся надо мной, если бы мог прочесть мои мысли и мое тело. Я избегаю зрительного контакта и сосредотачиваюсь на оттирании крови с его губ.
— Потому что я не хочу, чтобы ты получил инфекцию, — говорю я. — Не льсти себе, Ковбой. Это больше для моей пользы, чем для твоей.
Я смываю кровь, стараясь не доставить ему боли. Я никогда не занималась травмами моих партнеров по команде. Когда один из нас травмировался, мы заботились о себе самостоятельно или просили одного из тренеров помочь. Здесь и сейчас вступают в силу мои женские инстинкты по защите и лечению. Когда вся засохшая кровь смыта, я смазываю его раны антибактериальной мазью. Это ощущается как очень личное и интимное.
— Твои руки трясутся.
— Нет, — лгу я, пока накладываю мазь на его теплую, гладкую кожу. — Я устала, выбилась из сил и сердита.
И разочарована в себе из-за того, что хочу, чтобы Дерек притянул меня ближе и не отпускал всю ночь напролет. Фантазии никогда не бывают так хороши как реальность.
Я сажусь на корточки и рассматриваю свою работу. Я вдруг устала и чувствую эмоциональную и психологическую слабость. Если бы Дерек притянул меня к себе, я бы прислонилась к его груди. Если бы он прямо сейчас спросил меня, как я себя чувствую, я, скорее всего, рассказала бы ему.
Он откидывается спиной на кровать и задерживает дыхание, показатель того, что пострадало не только его лицо.
— Спасибо, Эштин.
— Я еще не закончила. Сними рубашку, я осмотрю твои ребра.
— Вдруг если я разденусь, ты захочешь сделать что-то большее, чем проверить мои ребра.
Действовать так, словно мне все равно, становится для меня новой нормой. Я демонстрирую равнодушное выражение лица.
— Это мой «не впечатлил» взгляд.
Уголки его губ приподнимаются, пока он стягивает рубашку через голову и отбрасывает в сторону. Он напрягает свои грудные мышцы.
Я зеваю в ответ, отказываясь проявить хоть какой-нибудь знак восхищения. Я сосредотачиваюсь на красных пятнах, начинающих выступать на его боку и ребрах. Для его выздоровления потребуется больше, чем несколько дней.
— Хочешь, брюки я сниму тоже? — шутит он, многозначительно поигрывая бровями. — У меня, возможно, там есть некий отек.
Для него это все игра. Я засовываю лед в его брюки.
— Здесь? — говорю я, поднимаясь чтобы уйти. — Это должно помочь.
Глава 23
Дерек
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — рявкает Гас, когда я утром прохожу мимо него в ванную.
— Я подрался.
— Мне в доме не нужен преступник или дебошир. Брэнди! — кричит он, его сиплый голос отражается от стен дома.
Из кухни выходит Брэнди с большим кексом в руке.
— Да, папа?
Гас вскидывает руки вверх:
— Твой пасынок подрался. Посмотри на него, весь избит и выглядит как отморозок.
Паркеры, однако, любят употреблять это слово.
Один взгляд на мое лицо и у Брэнди заканчивается воздух.
— О, боже мой! Дерек, что случилось?
— Ничего, — отвечаю я. — Я просто подрался, только и всего.
— Из-за чего? С кем? Полицию вызывали? Как ты потом добрался до дома, каким образом? — спрашивает Брэнди, забрасывая меня вопросами, когда все, чего я хочу, это сходить в туалет и принять обезболивающее.
— Это не имеет большого значения.
— Уверен, это не имеет большого значения для тебя, — возражает Гас, — потому что платить предстоит мне, если тот, с кем ты подрался, решит предъявить обвинения и подаст на тебя в суд.
— На меня в суд? — это шутка, принимая во внимание то, что я был единственным кому надрали задницу. Можно подумать, он спросил бы, хочу ли я предъявить обвинения. — Вам не придется платить ни по каким счетам.
— Это ты так думаешь.
Я думаю, что мужик просто хочет быть несчастным. Я не хочу ввязываться в семейную драму Паркеров. Если бы я это сделал, то сказал бы Гасу, что ему следует больше беспокоиться о своей семье, чем переживать будет или нет суд по поводу драки.
В ванной я смотрю в зеркало. Черт! Эштин была права. Я похож на кусок мяса, который пропустили несколько раз через мясорубку. На моих губах высохшая кровь, щеки черно-синего цвета и сбоку на ребрах синяки.
Вчера ночью Эштин пришла ко мне в комнату, чтобы обработать раны. Она не догадывалась о том, что у меня было искушение соблазнить ее заняться сексом, в стремлении забыться от жгучей боли в моем теле. Всего лишь мысль об этом возбудила мою плоть. У этой девушки есть власть надо мной. Когда она смотрит на меня, я вновь чувствую себя гребаным девственником. Хотя она делает это редко. Большую часть времени Эштин избегает зрительного контакта. При виде меня она явно испытывает раздражение. Прошлой ночью она практически мне об этом сказала.
Она заявила, что не впечатлена. Я прикололся над ее комментарием и сделал вид, что дразню ее, но на самом деле я хотел, чтобы она призналась, что у нее есть реакция на мою близость. Черт, я сам отреагировал. Она и не догадывалась, что я в самом деле нуждался в том пакете со льдом в моих брюках.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я себя.
Я не собирался лезть в чужую запутанную жизнь. У меня есть своя собственная. До сих пор я прекрасно двигался дальше, ни во что не впутываясь и ни кем не интересуясь.
Эштин Паркер опасна. Половину времени она выглядит упрямой, разговаривая и одеваясь как парень. Тогда как есть другая половина, где она уязвима, не уверена и носит сексуальную одежду, чтобы убедиться, что люди знают — она все же женщина под этим суровым фасадом. Кажется, я нажал на все ее кнопки, стараясь оттолкнуть ее. А возможно это было для того, чтобы разрушить ту стену, которой она себя окружила.
Этим утром я видел, как она выходила из дома. Ее голова была опущена, когда она выводила Фалкора на прогулку. Тьфу, если она продолжит хандрить, я буду раздражаться. Она тоскует по тому придурку-бойфренду? Она сказала, что они расстались. Уверен, парень вернется и попытается вновь заманить ее в свою жизнь.
— Дерек, ты там? — голос Джулиана раздается по ту сторону двери.
Я открываю дверь и впускаю паренька. У него отвисает челюсть и расширяются глаза, когда он бросает взгляд на мое лицо. Джулиан испуганно отступает.
— Это выглядит хуже, чем есть на самом деле, — говорю я ему. — Уверяю тебя.
— Ты подрался?
— Да.
— Я думаю, ты проиграл.
— Похоже на то, так? — смеюсь я.
Он кивает:
— Ты выглядишь жутко с синяками на лице. Папуля учил тебя как драться?
— Не-а.
— Научишь меня?
— Дружище, тебе не нужно учиться драться. Просто используй слова, как говорит твоя мама.
— Но что, если кто-нибудь ударит меня первым?
— Расскажи учительнице или маме.
— Тогда все дети будут называть меня ябедой и у меня не будет друзей, — он кладет руки на пояс. — Ты же не хочешь, чтобы я был одиноким стукачом, не так ли?
Ребенку следует стать адвокатом, потому что у него уже есть навыки ведения переговоров. Просто чтобы ослабить его любопытство, я становлюсь на колени и поднимаю ладони.