— Очаровательная леди, — сказал Виктор, пересаживаясь на мягкую скамью напротив Норимова.
Русский откинулся на спинку кресла, тем самым дав Виктору первое представление о своем настроении: он инстинктивно отстранялся, потому что боялся. Или притворяется. Испуганный или расчетливый и манипулятивный. Не было никакого способа узнать.
«Ненавижу такие бары, — сказал Норимов. «Мы восприняли претензии Запада с тревожным удовольствием. Бар должен быть отверстием. Это должно быть темное, убогое место, полное вонючих волосатых мужчин. Вы должны идти туда, чтобы напиться, поболтать и подраться, а не потягивать коктейли и позировать полуголым». Он вздохнул. — Я не думал, что ты придешь.
'Ты уже говорил.'
— Примите это как показатель моего удивления, что вы здесь. Я никогда не думал, что увижу тебя снова.
— Ты сказал что-то подобное, когда мы в последний раз встречались.
'Я сделал?' Он снова вздохнул. «Ты еще этого не знаешь, и никто никогда не говорил мне в твоем возрасте, но в конце концов ты достигнешь точки в жизни, когда у тебя не будет новых мыслей; вы не испытываете никаких новых ощущений. Все, что вы делаете, все, что вы говорите, вы делали и говорили тысячу раз раньше. А потом у тебя есть унижение провести остаток своих дней как заезженная грёбаная пластинка».
Он отодвинул стакан с мартини в сторону, используя тыльную сторону ладони по той же привычке, что и Виктор. Других стаканов на столе не было.
Норимов сказал: «Прошу прощения за язык».
'Не нужно.'
— Я забыл, как ты к этому относишься. Мне искренне жаль.
— Это не имеет значения.
— Что ты говорил? Ругань – это выражение гнева. Когда мы клянемся, мы признаем, что потеряли контроль. Что-то в этом роде, верно?
'Что-то такое.'
— Тогда это звучало как чепуха. Я не уверен. Возможно, вы правы. Кстати, у тебя по-прежнему отличный русский. Я думал, что это могло пострадать из-за твоего отсутствия.
Виктор не стал комментировать. Он поймал взгляд официантки, которая закончила обслуживать соседний столик, и жестом подозвал ее. Он сказал Норимову: «Ты не против, если я поем?»
Русский выглядел потрясенным, но покачал головой. «Ты никогда не перестанешь меня удивлять, но будь моим гостем».
— Привет, — сказала официантка.
Виктор сказал: «Могу ли я угостить вас бифштексом, пожалуйста?»
'Конечно вы можете. Как вы хотите, чтобы это было приготовлено?
«Очень редко».
Официантка подняла на него брови. « Очень редкий?»
— Если он еще не мычит, то я отсылаю его обратно.
Она улыбнулась, но он не знал, считает ли она его забавным или сумасшедшим. Любой из них был приемлемым. — Что-нибудь выпить с этим?
— Черный чай и большая бутылка бурбона — все, что дешевле. Нет льда.
Она нацарапала заказ в блокноте. 'Конечно.'
Норимов покачал головой, когда она повернулась к нему лицом. После того, как она ушла, он сказал Виктору: «Нет причин засиживаться в трущобах. Пей что хочешь. Я получу счет. Я планировал покрыть все твои расходы. Если хочешь, можешь выпить бутылку.
— В этом нет необходимости. Он указал на пустую столешницу перед Норимовым. — На тебя не похоже — без виски.
«Я не пью».
'С тех пор как?'
Норимов пожал плечами. 'Я не знаю. Какое-то время.'
— Тогда зачем встречаться в баре?
'Ты знаешь почему.'
— Я знаю две причины, почему, — сказал Виктор. — Но они не исключают друг друга.
— Тогда зачем вообще приезжать, если ты уверен, что я хочу твоей смерти?
— Назовем это любопытством.
'Любопытство?'
— Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы знать, что я ожидаю засады. И последнее, чего вы хотите, это чтобы я подумал, что это засада. Слишком рано, чтобы вы забыли, что произошло, когда вы помогли организовать покушение на мою жизнь.
Норимов поерзал на стуле. — Вы должны знать, что у меня не было выбора.
— Ты имеешь в виду, когда ты меня подставил? Всегда есть выбор.
— Если ты действительно в это веришь, то почему ты здесь?
— Мне больше нечего делать.
— Если это правда, Василий, то мне вас жаль.
Виктор начал подниматься со своего места. — Я с удовольствием пойду и найду что-нибудь повеселее, если ты так беспокоишься обо мне. Управляющая моей гостиницей скоро заканчивает свою смену.
Норимов напрягся. Его глаза расширились. 'Нет нет. Прости, Василий… Пожалуйста, останься.
Виктор снова сел. Тест завершен и немного больше знаний о ситуации получено.
— Это все еще Василий, не так ли? — спросил Норимов.
— Ты знаешь, что это не так. Я давно не использовал это имя.
Норимов положил ладони на столешницу и принял более удобное положение. — Вы должны придерживаться этого. Мне это нравится. Тебе идет.'
— В свое время он сослужил мне хорошую службу, но это время прошло. Имя — это всего лишь инструмент, а ни один инструмент не вечен».
— Я не знаю, как ты это делаешь. Кого ты видишь, когда смотришь в зеркало?
«Я вижу зеркальное отражение света».