Он стоял в пустой спальне, глядя сквозь полоску пространства между занавеской и стеной. Ночью рыскали лисы. Он не мог их видеть. Но иногда он слышал их причитания. Красный вспыхнул в его сознании.
Он услышал шорох.
Любой намек на усталость испарился, сменившись сосредоточенностью. Он стоял молча и слушал. Оно возникло вне дома. Слабый и тихий среди других звуков, но близкий. Ботинок на асфальте, может быть. Было трудно быть уверенным. Он вгляделся в ночь. Он ничего не видел. Он возглавляет машину, проезжающую по улице перед домом. Он услышал, как над головой пролетел авиалайнер. Он слышал, как ветер качает заборы и ветки и мчится по каждой поверхности. Прошло десять минут, но ни один заметный звук не достиг его ушей. Он оставался в равновесии, слушая и наблюдая. Если бы это был звук выдвигающегося на позицию убийцы, Виктор был бы готов. Если это было ничего, не имело значения, был он готов или нет. Но для него это имело значение. Он должен был быть готов каждый раз, на всякий случай. Он должен был слышать каждый звук. От этого зависела не только его собственная жизнь, но и жизнь Жизель. Он не хотел, чтобы она умерла. Он не хотел подводить ее мать.
Через двенадцать минут он решил, что шум был пустяком. Ему бы хотелось, чтобы в соседнем доме была собака, которая лаяла всякий раз, когда кто-нибудь приближался к ее территории. Но лая не последовало, когда Виктор и Жизель перелезли через задний забор. Любые псы поблизости оставались в помещении со своими владельцами, и любой территориал подождет до утра. В другой жизни он представлял себя с собакой. Ему нравились собаки. Похоже, он им тоже понравился. Они всегда хотели поиграть с ним. Но иметь собаку означало иметь дом, и он не мог представить, что когда-нибудь снова заведет его. Он должен был продолжать двигаться, независимо от того, работал он или нет. Проблемы неизбежно настигнут его, если он останется на одном месте слишком долго. В движущуюся цель всегда труднее попасть, чем в неподвижную, как он сказал Жизель.
Он простоял там уже два часа, когда услышал, как Жизель поднимается по лестнице. Каждый шаг скрипел. Это свело бы с ума большинство оккупантов, но Виктору понравилось. Бесшумная лестница была лучшим другом убийцы. Он приказал Жизель повернуться и спуститься вниз. Он хотел, чтобы она отдохнула. Он хотел, чтобы его оставили в покое. Он держал свои мысли при себе.
— Я заснула, — сказала она из-за его спины. Он знал, что она стоит в дверях, потому что ее шаги не касались половиц комнаты.
— Это хорошо, — сказал Виктор. — Но тебе следует вернуться ко сну.
'Что ты делаешь?'
— Если они придут, то через задний двор. Как и мы.
— Они не найдут нас здесь, не так ли?
«Веди себя так, как будто ты всегда уязвим, и тогда у тебя будет больше шансов выжить».
'Если ты так говоришь.' Она обняла ее руки. 'Холодно.'
Она была права. Было холодно. Температура наружного воздуха была ниже десяти градусов с холодным ветром. Внутри было не намного теплее. Зимний воздух просачивался под двери и сквозь щели. Он не замечал этого до сих пор, потому что холод не собирался убивать его, пока он будет здесь. Комфорт мало что значил для него, когда на кону стояло выживание. Но он понимал, что она не похожа на него. Она была гражданкой. И молодой. То, что трудности значили для него и для нее, не могло быть более разным.
— Я знаю, — сказал он. — Электричество есть, но газ, должно быть, отключили. Можешь взять мою куртку, если хочешь.
— Нет, — сказала она с резкостью в голосе, несмотря на усталость. — Я имею в виду: нет, спасибо. Все нормально. Я выживу. В холодильнике и шкафах нет еды. Я проснулся от голода».
Он знал, что должен был купить для нее подходящую еду до их прихода. В то время он не думал об этом, потому что еда не была в приоритете. Ему хватило нескольких калорийных закусок. Тело может функционировать практически на максимальной мощности в течение нескольких дней без еды, поедая себя, чтобы оставаться подпиткой. Но долго пробитый пулями он не выдержал.
— Мы купим тебе что-нибудь, когда будем уезжать.
— Не уверен, что смогу так долго ждать без еды.
'Ты сможешь. Просто раньше не приходилось.
'Правильно.' Она вздохнула. «Я знаю, что могу сбросить килограмм или два. Мог бы и сейчас начать. Не то чтобы у меня было что-нибудь получше.
«Вам не нужно терять вес».
Она бросила на него взгляд, как будто он собирался с некоторым сарказмом проследить за комментарием. Когда он этого не сделал, она улыбнулась. 'Спасибо.'
— Мне не за что меня благодарить. Это констатация факта.
— Тогда спасибо, что констатировали факт. Пауза, затем: «Могу ли я чем-нибудь помочь? Я нашел стопку чашек для вечеринок, оставленных в кухонном шкафу. Я могу принести вам воды, если вы хотите пить.
Он был. Но он хотел, чтобы она больше отдыхала. 'Я в порядке. Поспи еще немного, если сможешь. Нам нужно скорее двигаться дальше.
ШЕСТЬДЕСЯТ
Пришел дневной свет. Медленно, потому что Виктор следил за каждой секундой. Окно задней спальни выходило на восток, и он видел ровный свет неба над далекими крышами, окруженный синим, затем желтым и белым ореолом. Смена цветов сопровождалась пением птиц, затем грохотом заводившихся и тяжело работающих двигателей, оставшихся на холостом ходу, пока обогреватели боролись с холодом и морозом. Когда он смог разглядеть очертания каждой тротуарной плитки на заднем дворе, он отошел от окна. Теперь никто не нападет. Их враги будут ждать темноты или прекрасной возможности. Это было ни то, ни другое.
Они пережили ночь. Он лежал на полу. Ковра не было, только голые половицы, но он заснул за считанные секунды.