И девушка решила промолчать. Одно было хорошо – после осмотра Ледокол довёз её на служебном мотоцикле до общежития и мгновенно поставил на место вахтёршу, попытавшуюся ворчать на припозднившуюся жиличку.
Вопреки опасениям, усталая девушка заснула, едва добравшись до кровати, но даже во сне её преследовал возмущённый шум листвы обламываемой сирени.
Утром весь город возбуждённо загудел: только и было разговоров, что об убитой девушке. Сидя на приёме, Ольга услышала от словоохотливой медсестры подробности разыгравшейся трагедии. У пожилой Анны Михайловны была удивительная способность «вынюхивать» скандальную информацию, и она всегда была в курсе всех городских сплетен.
– Лизку Супонину кто-то из ухажёров головой о камень приложил, – докладывала она терапевту. – И хотя о мёртвых плохо не говорят, я так и знала, что дело плохо кончится. Слишком уж покойница любила хвостом вертеть.
Медсестра осуждающе поджала губы и понизила голос до шёпота:
– Говорят, на вскрытии обнаружилось, что Лизка беременная – на третьем месяце. Позорище-то какой для матери!
– Да откуда вы знаете?! – возмутилась Ольга.
– Кое-кто случайно услышал, как наш Авдей Григорьевич об этом по телефону с милицией разговаривал.
«Язык вырвать бы «кое-кому»!»
Авдей Григорьевич был в ронской больнице и хирургом, и травматологом, и патологоанатомом одновременно, начав свою биографию ещё земским врачом.
– Вам лучше об этом помалкивать, а то как бы неприятная ситуация не получилась, если информация недостоверна.
Но Анна Михайловна только отмахнулась от предупреждения молоденькой докторши. Да оно и понятно. Всю жизнь переливаешь из пустого в порожнее, судача обо всякой чепухе, и вдруг появляется возможность ошарашить знакомых по-настоящему захватывающей новостью.
Советское общество не приветствовало внебрачные связи, хотя официально не клеймило позором «оступившихся» девиц. Однако в маленьких провинциальных городках смотрели на таких с брезгливым негодованием. И как бы впоследствии не сложилась жизнь «гулящих», каких бы профессиональных успехов не добились, иначе как потаскухами их не называли.
Старший терапевт Ирина Дмитриевна Крайнова заглянула к молодой коллеге уже после окончания приёма. Пожилая женщина выглядела расстроенной.
– Как вы оказались на месте преступления?
Ольга рассказала про день рождения Виктора Стрельникова.
– Хороший парень, – рассеянно заметила Ирина Дмитриевна и тут же вернулась к вчерашнему происшествию. – Анна Михайловна болтает на каждом углу, дескать, Лизу убил её ухажёр, потому что она была беременна.
Ольга раздражённо пожала плечами.
– У этой женщины больная фантазия. Там если и было убийство, то по неосторожности. Криминалист предположил, что кто-то девушку просто оттолкнул от себя, а она не удержалась на ногах. Больше похоже на несчастный случай.
– Но беременность-то всё-таки была, – тяжело вздохнула Ирина Дмитриевна. – И какой же это негодяй девчонку с пути сбил? Мы с Супониными соседи. Мать у неё всё время болеет, отец погиб. А помимо Лизы там ещё двое детей. Вот, думали, выросла матери помощница. Она на последнем курсе культпросветучилища училась – хорошо на баяне играла и пела неплохо. У баяниста ведь всегда кусок хлеба в кармане будет: на свадьбах можно подработать или на днях рождениях сыграть. Вся надежда у Супониных только на Лизу и была. А теперь… несчастье-то какое.
Она немного подумала.
– Лиза с моей дочерью дружила, и Машка сегодня призналась, что бедняжка замуж собиралась. И даже хвасталась: дескать, когда узнают имя её жениха, весь город ахнет. Вот и ахнули!
Ольга сочувственно посмотрела на удручённую коллегу. А что тут скажешь? Горе оно и есть горе.