Прошло несколько дней. Не было ни одного дома в Ронске, в котором бы не судачили об осыпанной цветами погибшей красавице. Все сходились во мнении, что растлил её какой-то солидный мужчина, а потом убил, чтобы скрыть от жены и парторганизации свои похождения. Строились разные предположения и назывались имена предполагаемых соблазнителей.
Ольга с умеренным интересом прислушивалась к сплетням, которые каждый день обрушивала на неё Анна Михайловна, несмотря на настойчивые призывы говорить только о работе. Уж она-то знала, что Лиза Супонина встречалась в тот вечер с каким-то молодым человеком и, судя по букету сирени, убивать он её не собирался.
Как-то в магазине Ольга столкнулась со Степаном Федюниным, и, увлекшись разговором, они дошли до её общежития. Разумеется, коснулись молодые люди в беседе и погибшей Лизы Супониной. Степан также придерживался версии об убийстве по неосторожности.
– Под ногтями девушки остались следы волокон шерсти, из которой шьют мужские куртки (кстати, шерсть дорогая). Но, то ли девушка сама не удержалась на ногах, то ли неизвестный резко стряхнул её руку – конец оказался трагичным. Приземлилась она неудачно.
– Неужели никто не видел входившего в парк мужчину с букетом сирени?
Криминалист пожал плечами.
– Ледокол кое-кого порасспрашивал, но вы можете представить, сколько сейчас мужчин и женщин ходят с букетами сирени? Можно сказать, весь город утопает в ней, да и в самом парке её растет предостаточно.
«Но не Индии», – Ольга уже сожалела, что сразу не рассказала о кусте во дворе Стрельниковых.
– Но кто же этот убийца?
– Никаких версий у следствия пока что нет. Зато от предположений сознательных граждан телефон раскалился. Каждый донос приходится проверять, но пока все обвинения оказываются огульными. Самим же Супониным какая-то доброжелательница нашептала, что, мол, в смерти Лизы виноват её преподаватель Вербицкий. Пришлось проверять, хотя, сама понимаешь, каково нам было соваться в этот дом. К счастью, у Дмитрия Ефимовича оказалось железное алиби. Парк закрывается в одиннадцать часов, а до полдвенадцатого у Вербицких за ужином засиделись не только приезжий лектор общества «Знание», но ещё и два преподавателя училища. Хорошо, что ни у кого ума не хватило обвинить в этом саму Серафиму Ивановну, – Степан невесело рассмеялся. – Кстати, где она была в столь поздний час – никто не знает. Гостей развлекал только хозяин дома. Но в эту сторону мы даже дышать боимся, не то что наводить справки. Да и зачем ей какая-то сопливая девчонка?
– Неужели Серафима Ивановна такая страшная?
– Ну, как сказать… железная комиссарша из тех, что без страха и упрёка. Ей бы революции в развивающихся странах делать, а не нашим районом управлять. Ронск для неё, как корыто для крейсера.
Степан угрюмо фыркнул, видимо, вспомнив что-то неприятное, связанное с «железной комиссаршей».
– А вот сам Вербицкий – очень интеллигентный и порядочный человек. Мне рассказывали: когда его допрашивали, настолько переживал, что в полуобморочном состоянии находился. А он, между прочим, герой войны – орден Красного знамени имеет.
– Может, выпьем чаю? – предложила Ольга, когда они подошли к двери общежития.
Степан покровительственно улыбнулся.
– Да я-то, Олечка, хоть всю жизнь с тобой чаи бы распивал. Сразу видно, что ты жительница большого города. В Ронске никогда не поймут, как можно девушке и молодому человеку наедине пить чай. Это ханжеский (куда там викторианской Англии!), недоброжелательный городок. Он тщательно хранит свои неприглядные тайны, зато с удовольствием роется в чужом белье, попутно пачкая его грязью.
– Откуда такой пессимизм, Степан? Здесь живёт немало хороших людей, а сам Ронск сейчас такой красивый: везде цветущие яблони и вишнины, в палисадниках цветут тюльпаны.
– Увы, в силу своей профессии мне часто приходится видеть Ронск, так сказать, с изнанки. Криминальный городишко: воровство, хулиганство и убийства здесь далеко не редкость. Впрочем, скоро всё сама поймёшь.
Ольга и предположить тогда не могла, что это «скоро» наступит уже на следующий день.
С утра у неё был вызов к Вербицким. Наслышавшись про «железную комиссаршу», Ольга не без внутреннего трепета открыла калитку в слегка покосившемся заборе на перекрестке улиц Умнииковской и Павших комиссаров. Однако за столь непритязательной оградой в глубине двора скрывался от посторонних глаз симпатичный двухэтажный особнячок, окруженный цветущим садом.