Домработница Марфуша, сразу же показавшись из кухни, обиженно возразила:
– Каша у меня завсегда вкуснючая. Это господа трындят не по-нашему – всё уже остыло.
– Мы уже давно не господа, Марфуша, – с досадой поправила её Евдокия Степановна.
– А без разницы – хоть горшками называйтесь. Только кашу нужно есть горячей. А то балабонють и балабонють…
– А ну-ка, дай мне своего варева – оценить!
Филимон, скинув кожанку, без церемоний уселся за стол. Он был умным человеком. И ему не надо было присутствовать при разговоре супругов, чтобы понять, о чём они толковали
– Объедение твоя каша, Марфуша, – моментально проглотил он содержимое тарелки и, взглянув на расстроенную хозяйку дома, веско заявил: – Надо ехать, надо. Ивана уважают в Выдрихе – помнят, что ещё до революции он открыл там школу, построил больницу, а потом и вовсе отдал местным крестьянам свою землю. Иначе быть большой беде. Я с ним поеду. В случае чего – подсоблю. Как-нибудь сообща уломаем выдренских кулацких подпевал прекратить бузу.
Мать с дочерью обнялись, наблюдая, как одевается в потрёпанную кожанку отец.
– Когда же наконец-то отменят этот маскарадный костюм, – с болью буркнула себе под нос Евдокия Степановна. – До тошноты надоел – не могу на него смотреть.
– Мама, кожанки – один из символов нашей революции, – нахмурилась Симочка, но, увидев побледневшее лицо матери, смягчилась. – Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
– Ах, девочка моя, не может быть хорошо, когда всё настолько плохо.
И мать под укоризненным взглядом дочери перекрестила спины уходящих мужчин.
– Мама, ну что вы… сколько раз говорить – Бога нет.
– Девочка моя, у нас с тобой только одна надежда, что Он есть.
– Там же будет милиция. Они никого не подпустят к папе.
Сима отправилась в школу. Дорога проходила мимо центральной городской площади. Здесь, напротив внушительного храма Святой Троицы, когда-то шумели торговые ряды, и устраивались городские ярмарки. При советской власти проходили физкультурные парады, массовые гуляния и праздничные демонстрации. Заброшенный храм с покосившимся крестом представлял собой жалкое зрелище, и городские власти не раз поднимали вопрос о его сносе, но всё не доходили руки. Как-то, когда в храме ещё проводились богослужения, в пасхальную ночь местные комсомольцы скандировали под его стенами, заглушая пение церковного хора: «Бога нет! Религия – опиум для народа!» Стояла вместе со всеми, самозабвенно выкрикивая речёвку, и одна из первых пионерок Ронска – Сима Умникова. После того, как кто-то из особо рьяных атеистов бросил в окно взрывчатку и покалечил пять человек, храм было решено закрыть во избежание новых жертв среди несознательных граждан.
Но сегодня… утренний разговор родителей произвёл на девушку неизгладимое впечатление. Она была уверена, что с отцом ничего не случится и опасения матери напрасны, но странное гнетущее чувство волной поднималось откуда-то изнутри, сводя судорогой живот и оставляя мерзкий привкус на губах. Тогда Серафима ещё не знала, что этот жуткий предвестник опасности в дальнейшем не раз будет спасать её, казалось бы, от неминуемой гибели. Но в то утро девушка испытала его впервые. С неожиданной мольбой она посмотрела на покосившийся крест колокольни.
«Пожалуйста, если ты есть, спаси моего отца! И я уверую, уверую в тебя!»
Сима очень любила родителей – таких разных, вечно спорящих, и нежно заботящихся друг о друге. Но если к матери она относилась с лёгкой снисходительностью, то отца боготворила, считая его истинным рыцарем революции – её бескорыстным, преданным и смелым паладином. Она знала, что жители Ронска восхищаются отцом, уважают его, а многие женщины втайне влюблены в черноволосого красавца с безукоризненными манерами. Увы, Симочка мало что унаследовала от фамильной красоты Умниковых, кроме чёрных бровей и синих пронзительных глаз.
Весь день она находилась в напряжении, плохо понимая, о чём толкуют учителя, за что и получила несколько резких замечаний.
По окончании последнего урока, они с Кларой Сафоновой вышли из школы. Обычно смешливая подружка тоже была непривычно мрачной.
– Как, по-твоему, они уже вернулись из Выдрихи? Ведь прошло столько времени. До села на машине можно добраться за полчаса.