Задание мне предстояло несложное. Заурядный боевой вылет, небо чистое, полет низкий, надо было взорвать несколько нефтеперегонных предприятий к югу от Нахьяба и валить оттуда к чертовой матери. Мы сидели под тентом с капитаном Джибсом и полковником Коури — дело было в Хамис-Мушаибе, — пытаясь спрятаться от зноя, и пили холодное пиво, когда я получил приказ. Помню, как я одним движением опустил руку с пивом и вскочил, а потом стукнул бутылкой по столу, с улыбкой посмотрел на Джибса и Коури и сказал: «Я на минутку, мужики. Буря в пустыне зовет». Я оседлал «красавчика» и взмыл в бескрайнее аравийское небо. А когда подлетел к нефтяному заводику, то увидел трех иракских солдат, которые подпрыгивали на своих бочках и размахивали белыми тряпками, привязанными к палкам.
Я показал им, что к чему. Я снизился, сбросил на них бомбу GBU-10, и желудок у меня был наполнен таким туманным, мистическим чувством, которое появляется, когда ты убиваешь что-нибудь живое; это чувство совершенно невозможно описать, но должен сказать, что только в такие моменты я не сомневаюсь, что Бог меня видит, это единственный способ заставить Его привстать и обратить на тебя внимание. И вот я летел, греясь в лучах Его взгляда, подо мной дымились развалины, когда непонятно откуда выскочил этот сучий иракский солдат и попытался убить меня, вдребезги разнеся мне хвостовую часть крыла.
«Красавчик» скользнул сквозь облака, легко, как электромобиль в парке аттракционов, а я был оглушен. Я чувствовал запах дыма. Рукоятку аварийной посадки заклинило. Я попытался нырнуть и выровняться, но «красавчик» весь заходил ходуном, и я стал падать, я полетел на землю, как комета, в ужасе не отводя глаз от дисплея. Гигантские желтые челюсти пустыни вздыбились, а потом широко распахнулись и проглотили меня целиком.
Когда я очнулся, то понял, что привязан к стулу, а над головой у меня висит электрическая лампочка. Сквозь бамбуковые стены пробивались полосы света. Поморгав, я увидел, что сижу в маленькой лачуге, а со мной — несколько иракских солдат. Это место я стал называть про себя «хижина». В ней пахло страхом. Солдаты курили, хохотали, а один из них, вытянув руки перед собой, стискивал пальцами воздух, как будто там женские груди. Наконец солдат, стискивавший воздух, услыхал мои стоны, посмотрел в мою сторону, а потом сунул два пальца в рот и громко свистнул в крохотное окошко в двери. Дверь распахнулась, и прямо ко мне направился маленький одноухий человек и врезал мне палкой по подбородку. От удара челюсть мгновенно вывихнулась, а я вместе со стулом полетел на пол. Сквозь звон, стоявший у меня в голове, я услышал их смех, а потом одноухий сказал: «Привет. Меня зовут Мул. У меня к тебе есть пара вопросов. А ты на них ответишь, правда?»
Я задыхался. Ощущение было такое, будто от удара рот влетел в лоб, и, когда я попытался что-то сказать, у меня раздвинулась макушка. Я медленно пополз вперед на четвереньках, смутно чувствуя, что солдаты равнодушно наблюдают за моими усилиями; я услышал, как один из них хохотнул и сказал: «Америкос». Наконец я с силой прижался подбородком к стене, и — щелк — с таким звуком, как будто спустился затвор фотоаппарата, челюсть встала на место, а по позвоночнику прокатились волны облегчения. Это чувство — чувство облегчения — с тех пор никогда не покидало меня. Поэтому, когда через два часа Мул врезал мне по челюсти, кажется, уже в сотый раз, я был почти благодарен. Почти, но не совсем.
Я просто выплюнул несколько зубов.
Все, что происходило начиная с этого момента, расплылось у меня в одно большое пятно. От боли я запомнил только отдельные картинки, вспышки, запахи, а под конец — вкус крови во рту. Мул хотел записать со мной пропагандистское видео.
— Если ты хочешь еще раз увидеться с семьей, — сказал Мул.
— Я прошу совсем немного. Станешь кинозвездой, — сказал Мул.
— У меня скоро лопнет терпение, капитан Дагэн, — сказал Мул.
— По-моему, тебе больно, капитан Дагэн, — сказал Мул.
Я ничего не отвечал. Я держал рот на замке, но не из патриотизма — сказать по правде, никогда еще мне не было настолько плевать на свою страну, как тогда, — просто я понимал, что если послушаюсь, если запишусь на кассету, то потом уже не понадоблюсь им, и они меня прикончат.
Мул вытащил ручную электродрель «крафтсман», из тех, что продают в «Сиэрз». В мозгу у меня опять прояснилось. Мул несколько раз нажал на пуск, и дрель завизжала. Потом он подошел ко мне вплотную и приставил сверло к моему затылку.