Для установления личности кто-то из людей доктора Стивенса уже заглянул в рот умершей женщины и, попутно обнаружив или не обнаружив там блеск ножевого лезвия, осмотрел зубы, пломбы и сверил их с записями дантиста. Кто-то снял отпечатки пальцев и сверился с каталогом; кто-то перебрал перепачканную смертью одежду и сверился с описанием. Начиная с плоти и одежды, им пришлось узнать то, чего не знали матери. Полицейская девица тоже многого не знала и наверняка не хотела знать. Молодой человек вколол себе в руку героин — может, слишком большую дозу, а может, порошок оказался слишком концентрированным (качество героина в последнее время неуклонно растет). Он умер, упав ничком, лицо распухло и посинело от цианоза. Полицейская девица об этом не знала, как я уже говорил. Он уже начал разлагаться, а она все лепила штрафные бумажки к ветровому стеклу его машины.
Вонючий труп, желто-розово-зеленый и голый, лежал на одном из выстроившихся в ряд наклонных фаянсовых столов, к каждому приставлена фаянсовая раковина для стока жидкости. У человека болела спина. Операция не помогла, и он глотал обезболивающие таблетки, пока не развилась зависимость. Таблетки приносили невнятное удовольствие, и он стал смешивать их с алкоголем. Когда приехала белая карета, у головы трупа стояло множество бутылочек с чужими таблетками. Ему не было сорока лет.
— Возможно все, — сказал один работник морга другому; он стоял, опершись на каталку, в это время доктор в маске, куртке и бахилах начал вскрывать мертвеца. — Просто у человека ограниченное воображение. — Кажется, они говорили о фотографии со спецэффектами. Он принес своему коллеге почтовый каталог фотокамер.
У мертвеца, между тем, дрожал и съеживался вытатуированный на бицепсе клинок, ибо доктор своим скальпелем делал стандартный разрез в форме буквы Y: от левого плеча к груди, от правого плеча к груди, затем через весь живот к лобку. Он делал это очень умело, словно старый эскимос, однажды на моих глазах вспарывавший моржа. Скальпель издавал жесткий сосущий звук. Словно рубашку, врач отогнул на груди кожу и мышцы, затем с треском вскрыл ребра, с виду почти как свиные. Руки в желтых перчатках, нырнув в алую дыру, добыли оттуда полную горсть сцепленных друг с другом колбас — именно так выглядели кольца кишок. Затем доктор засунул в брюшину шланг и держал, пока струя не стала розовато-прозрачной. Украшенная чем-то блестяще-лиловым, алым и желтым, двойная зубчатая стена ребер торчала вверх, ничего уже не защищая, аккуратно разделенная пополам.
Мертвец еще сохранял лицо.
Доктор набрал шприцем из полости кровь, собрал губкой кровь со стола, после чего настало время взвешивать органы мертвеца на специальном безмене; доктор называл цифры, а молодая симпатичная практикантка писала их мелом на доске. Слегка подгнившие легкие представляли собой расплывающуюся массу и сочились из-под скальпеля.
— Как желе, — мрачно сказал хирург.
Правое легкое оказалось больше левого, как это часто бывает у правшей. Другая возможная причина: человека нашли лежащим на правом боку, поза, при которой в легком могла собраться жидкость. В любом случае, его смерть бессмысленна.
Сердце весило 290 граммов. Доктор стал резать его на кусочки.
— Сосуд почти целиком закупорен атеросклерозом, — объяснила практикантка. — Он принимал слишком много наркотиков. Кокаин ускоряет развитие атеросклероза. К нам часто попадают молодые люди со старческими болезнями.
Это уже интересно и кое-что значит, подумал я. В том смысле, что следователи правильно поняли этого мертвеца. Интересно, хорошо ли его понимали до смерти.