– Спасибо. С удовольствием. Если только вы не спешите…
– Нет. Я не спешу. – Он указал на улицу. – Там, за окном, красиво, но холодно. И если это не покажется самонадеянным, я хотел бы предложить вам свое пальто.
– Но тогда вам будет холодно.
– Я привык к таким температурам, мэм, я здесь вырос. – С улыбкой, от которой у нее пошли мурашки по коже, он снял свое пальто и протянул ей.
– Спасибо. Хотя я подозреваю, что буду выглядеть нелепо. – Хотя куда уж нелепее. Пижама выглядывает из‑под рукавов и на лодыжках, что было заметно.
– Я их оседлаю, – сказал мужчина.
– Мы оседлаем, – поправила она. – На ком предпочтете скакать? Феррон?
Он подошел к стойлу Феррона, очевидно, это его любимец.
– Мне бы хотелось этого.
Габи наблюдала, как он седлает лошадь. Его движения были ловкими и плавными, когда он заправлял стремена под седло, подтягивал пряжки подпруги, явно чувствовал себя комфортно. И Феррон казался очень довольным. Тихие слова незнакомца и нежные прикосновения ясно показали, что он был знаком с лошадью. Вскоре они вывели лошадей и сели в седла.
– Куда? – спросил мужчина.
– Через лес.
– Хорошо.
Он похлопал Феррона по шее, и они тронулись с места. Теперь, при лунном свете, она могла видеть его лучше. Видела, что у него гладкие руки, а одежда определенно дорогая.
– Итак, как давно вы работаете на королевскую семью?
– Всю свою жизнь. Можно сказать, это семейная традиция. – В его голосе послышалась легкая ирония.
– Вы жалеете об этом? – спросила Габи, и он нахмурился, как будто жалел, что так много сказал.
– Нет. Нисколько. Но бывает так трудно предопределить свою жизнь.
– Мне моя нравилась. Я имею в виду свою старую жизнь.
– Вы работали в книжном магазине в Канаде.
– Да. Магазин принадлежал дяде и тете, и после их смерти я унаследовала его. – Питер и Би умерли почти друг за другом, в течение нескольких месяцев, и Габи все еще глубоко скорбела по ним. Она любила их и всегда будет благодарна за то, что они приняли ее, пожертвовав своей мечтой ради нее. После смерти дяди и тети она осталась совершенно одна в этом мире и сначала не знала, что делать. Но постепенно жизнь налаживалась, Габи с головой окунулась в работу в магазине и добилась его процветания. – Может, это и мелочь в сравнении с управлением королевством, но я любила свой магазин. И он довольно успешен. – Она надеялась, что это все еще так и есть. Наняла менеджера, который вел дела в магазине, и звонила ему так часто, как только могла.
– И понятия не имели, что вы наследница.
– Нет.
Габи попыталась скрыть уныние в голосе, но поняла, что это не удалось, когда он подвел Феррона ближе, как будто его присутствие могло принести ей утешение.
– Тогда это, должно быть, тяжело, – сказал мужчина.
Габи повернулась и посмотрела на него.
– Вы первый, кто сказал это. – И так оно и было. Многие считали, что она должна быть в восторге от своего «повышения».
– У большинства людей искажено представление о королевской семье: многим кажется, дело в гламуре, славе и деньгах. Это только одна часть, но есть и обратная сторона медали.
– Да… правила, конечно же… – Габи замолчала, внезапно осознав, что не должна говорить все это, потому что ее признание напоминает жалобу.
Наступили перемены, ужасные перемены. Наклонившись, она похлопала лошадь по шее, понимая, что нужно перевести разговор на другую тему. По какой‑то причине ей было так легко разговаривать с этим мужчиной.
– А что насчет вас? Вы сказали, что работаете на королевскую семью из‑за семейных традиций. Но вы же можете идти собственным путем?
Выражение его лица резко изменилось.
– Традиции очень важны. Моя работа приносит мне радость. Я доволен своей жизнью.
Габи нахмурилась, внезапно почувствовав беспокойство.
– Знаете, я никому не расскажу об этом разговоре и о том, что у вас есть сомнения относительно вашей работы.
Мужчина улыбнулся. Его улыбка была мягкой и теплой, отчего все внутри ее перевернулось. Когда мужчина потянулся и взял ее поводья, то сделал это так, чтобы не коснуться ее.
– Благодарю, мэм, и я уверяю вас, что этот разговор носит конфиденциальный характер. Но я не боюсь семьи астурийцев.
– Повезло! А я боюсь… – Слова сорвались с ее губ прежде, чем она успела подумать.