Идея выживания в нас также атавистична, как у вас, католиков, идея Божьего промысла.
Так что, пока вы ждете манны небесной, мы действуем. Однако не перебивайте меня, — вспылил он вдруг. — Мы говорили о дурном вкусе, а он теперь, к сожалению, неограниченно царит во всех областях общественной жизни. Вы видели фильм «Частные пороки и общественные добродетели»? — спросил он, обращаясь к обоим. И не дожидаясь ответа, продолжил: — Сегодня этот фильм можно было бы прокрутить от конца и назвать его «Общественные пороки и частные добродетели». Только кому это нужно? Чего бы мы этим добились? Скорее всего, ничего. Очень немногих это заставило бы задуматься. Я поляк, но моя дружба с Франческо и частые поездки в Италию сделали так, что я люблю эту страну больше, чем Францию, хотя и живу здесь уже 25 лет.
И вот я думаю, более того, глубоко уверен, что есть два главных зла, пагубных для «сада Европы». Во-первых, политическая власть крайне безответственных людей. И во-вторых, равнодушие общества, свидетельствующее о такой степени снижения естественной совестливости, которая уже немыслима для цивилизованной страны. Именно этот второй аспект является определяющим. Безнаказанность и возможность произвола делает власть все более наглой. Вот что особенно меня тревожит.
— Синьор Аарон, прошу вас! — прервал его комиссар Брокар, заметив, что Ришоттани проявляет признаки беспокойства. — Вы ведь прекрасно понимаете, что мы пришли сюда не затем, чтобы обсуждать европейские дела и ближневосточный кризис.
— Вы правы. Я слишком заговорился. Мне прекрасно известно, зачем вы здесь. Вы хотите знать правду о моем брате по несчастью Франческо, и я должен был бы сразу предупредить вас, что не собираюсь говорить о нем и не потерплю никакого нажима в этом смысле. Я не отвечу ни на один вопрос, даже если это грозит мне тюрьмой.
И пока двое полицейских в полной растерянности молча смотрели друг на друга, он встал и направился к огромному старому сейфу в углу своей комнатушки. Закрыв дверь, он достал из заднего кармана брюк большую связку ключей и отпер его. Порывшись в куче вещей, он достал досье и положил его на колени ошеломленному комиссару Ришоттани.
— Много людей уже погибло из-за этих бумаг моего бедного друга.
— Да, — сухо ответил комиссар Брокар. — Вам следовало бы давно предъявить их полиции.
— Вы забываете, что воля покойного должна быть священна, а воля покойного друга — вдвойне. И все же я вам скажу, что если бы, сдав их полиции, я предотвратил хоть одно из этих убийств, я сделал бы это. Но не думаете же вы, комиссар Брокар, что те, кто следит за вами, позволили бы вам предать гласности содержание этих бумаг? Может быть, вы только потому еще и живы, что эти люди не вышли на меня.
— Какие люди? — требовательно спросил Брокар.
— Вы поймете это, когда ознакомитесь с документами.
Но будьте осторожны оба: пока эти бумаги не будут преданы гласности, ваша жизнь в опасности. Если им удастся украсть их у вас, знайте, что дубликат хранится в Швейцарии, в Женеве, у нотариуса, сменившего того, который вел дела Павловской и сына Франческо. Мой друг поручил мне передать эти документы только в достойные руки. Комиссар Ришоттани быстро вышел на меня: я едва успел навести справки о его надежности. Вы найдете здесь ответы на все ваши вопросы, за исключением Рембрандта.
— Но вы то знаете, куда он делся, синьор Аарон? — спросил Армандо.
— Нет.
— И никаких предположений?
— Нет.
— Могу я спросить, что вы думаете по поводу трагедии Рубироза?
— Пока нет.
— А о причине ненависти Франческо к старому Самуэлю?
— Нет.
— Но вы знали причину этой смертельной ненависти?
— Возможно.
— Знаете ли вы, синьор Аарон, что я мог бы вас арестовать за сокрытие сведений?
— Это ничего бы не дало. Почитайте-ка лучше досье. Тогда вы поймете, насколько неисповедимы пути искусства. А теперь извините меня, мне пора заняться своей работой.
И обратившись к Ришоттани, добавил:
— Комиссар, в следующий раз возьмите с собой вашу красавицу Джулию. Я буду рад пригласить вас пообедать вместе с этим чудаком Брокаром. И не слишком ломайте голову над делом Рубироза. Судьбы некоторых семей бывают запутанны и противоречивы. Только Богу дано знать, в чем истина, и только он может вершить суд. Идите и постарайтесь быть счастливым. Я никому не завидую и не мечтаю о богатстве, но вы, комиссар, вам дарована благодать поистине завидная. Мне скоро шестьдесят, и все же желание любви еще живо в моем сердце и причиняет мне боль. Если бы счастье так улыбнулось мне, как вам, комиссар Ришоттани, у меня, может быть, и достало бы сил оставить Мелани и прожить мои последние годы с достоинством и гордостью человека, нашедшего цветок в пустыне жизни. Свой собственный цветок, найти который не каждому дано и который можно встретить только один раз в жизни. Возвращайтесь в Турин, идите к ней, но помните, что цветок любви источает крепчайший аромат, но стебель его хрупок. Ну, идите, идите оба и будьте осторожны…