«Ты был прав, Марио, — сказал он как-то. — Со стороны действительно виднее. Хоть бы она забеременела, может это ее успокоит».
Но несмотря на все усилия и обещания гинекологических светил, Гретхен никак не удавалось произвести потомства.
Причина была в перенесенном когда-то сальпингите.
Франческо уже едва терпел ее.
Я его понимал: человек не может со всех сторон получать тумаки, да еще и говорить спасибо. Иначе ты не мужчина, а тряпка.
Самуэль заставил его отказаться от Парижа. Жена оказалась бесплодной. И вместо того, чтобы терпением и нежностью смягчить этот тяжелый для него удар, она еще и обращалась с ним, как с каким-нибудь голодранцем. В довершение всего, обзывая его нищим, она на самом деле могла жить только на его заработки, поскольку своих средств у нее не было, а обещания родни оставались только словами.
Год он терпел, а потом снова стал человеком действия, то есть тем Франческо, который всегда вызывал у меня восхищение. Во время своих наездов в Париж он опять начал ухаживать за девушками. Это был наш последний золотой период. Мы были вместе, и от наших проделок небу было жарко!
Я обычно изображал статую. Он, под предлогом помощи мне, начинал «обрабатывать» намеченную для меня жертву, не забывая попутно и свои интересы и проявляя при этом такую фантазию и такую энергию, которые поистине достойны были антиквара международного класса. Все нам годилось, за исключением, конечно, австриячек.
Иногда к нам присоединялся Сортир, и тогда казалось, что мы почти вернулись в прежние времена.
Однажды Франческо познакомился в «Селекте» с прелестной и очень молоденькой мулаткой. Сортир не преминул прокомментировать: «Белин! Ты любишь древности, но в постели предпочитаешь модерн! Может, я и ошибаюсь, но этой вроде нет еще и восемнадцати. Белин! Какая штучка!»
И в самом деле, Женевьеве было только шестнадцать, и она совершенно потеряла голову из-за Франческо. Он был первым мужчиной в ее жизни, первой любовью, в общем первым во всем.
Если бы она встретилась ему несколькими годами позже, может, она и смогла бы стать для него идеальной женщиной, ко тогда Франческо еще не потерял какую-то надежду поправить свои дела с Гретхен, и постепенно, шаг за шагом, сам создал предпосылки для их разрыва. Он становился все равнодушнее, все рассеяннее, и, наконец, Женевьева в отчаянии написала ему душераздирающее прощальное письмо, которое навсегда осталось самым прекрасным из любовных писем, полученных Франческо.
Год спустя она вышла замуж за какого-то француза, еще через два — развелась. В последующие годы она продолжала проявлять явную склонность к итальянцам, которые, однако, не обнаруживали никаких матримониальных устремлений.
…Франческо, все более отдаляясь от своей жены, вернулся к прежним холостяцким привычкам. Думаю, что он не разводился с Гретхен только из соображений удобства.
Она занималась их маленькой выставочной галереей в Риме, а он разъезжал по всей Европе, часто заглядывая в Париж.
О дяде Самуэле он больше не заговаривал, и я чувствовал, что их отношения дали большую трещину. Давно пора, думал я. Наконец-то он прозрел.
Как-то я все же спросил:
— А как поживает твой дядя?
— Этот сукин сын поживает прекрасно. Я не хочу о нем говорить. Противно.
И я заметил, как в глазах его блеснула искра жестокой ненависти.
— А богатые родственники твоей Гретхен?
— Лучше не спрашивай. Иногда я задаюсь вопросом, каким образом появляются на свет подобные типы? Я расскажу тебе одну вещь, которая может показаться невероятной, и тем не менее это сущая правда.
Тетка моей жены пригласила нас как-то на ужин вместе с племянником мужа Родольфо и его женой Микелой.
О Микеле я знал, благодаря болтовне Эвелины, что, познакомившись с Родольфо, она тут же собрала нужную информацию о его семье. Узнав об ожидавшем его громадном наследстве, она сразу же обручилась с ним.
Родственники поговаривали, что для удовлетворения собственного тщеславия она способна на все.
Рассказывали, что в поездках она присваивала себе титул графини и что она страдала жесточайшими головными болями. Эвелина, зная это, во время карнавальных праздников всегда старалась, как бы шутя, щелкнуть ее по голове картонной дудкой.
Маленькая, смуглая, аппетитная Микела была то, что называют женщиной для постели. И это ужасно раздражало Эвелину, все и всех ревнующую, как бывает с примадоннами, стремящимися всегда быть в центре внимания. Все должно вращаться вокруг них, подобно тому, как Земля вращается вокруг Солнца.