Ему не хотелось возвращаться, не хотелось говорить и думать. Следуя за вечерней зарёй, тардиград взошёл на гору.
Глаза видели очень хорошо. Ещё до того, как полностью стемнело, блеснули несколько метеоров. С приходом темноты начался метеорный дождь, и ночь стала необыкновенно оживлённой.
Остановившись на самом краю берега, тардиград наблюдал за тем, как по тёмному океану дрейфуют корабли созвездий. Они подарят тысячи лет досуга, чтобы ты смог наблюдать за звёздным маршрутом и разгадать все его загадки. Звёзды шепчут о чём-то. Надо забыть убогий человеческий язык, тогда научишься понимать их.
Здесь, на берегу, где до космической мглы можно дотянуться рукой, обитало то мистическое, освобождающее счастье. Никто так и не смог приручить его. Оно диким зверем моталось по пустыням, позабытым дорогам, лесам, вершинам гор, опустевшим полям сражений и самым дальним берегам. Оно переступало через границы и запреты и возвращалось обратно, чтобы поведать об открытиях путешественникам, отважным авантюристам, отступникам и отверженным.
Оно просило, требовало от тардиграда не соглашаться на мир, не признавать границ, правил и законов, не поддаваться привычке, скуке и расчёту, не подчиняться никому и ничему, не следовать за прошлым, никогда не сдаваться. Оно умоляло мчаться изо всех сил вперёд - за весёлой, шальной свободой, развевающиеся волосы которой поднимают бурю.
Эта ночь была бесконечно длинной. Она полностью увлекла тардиграда и выпустила перед самым восходом. Опустошённый и обессилевший от голода и усталости Крейг вернулся к кафе, когда солнце уже разогревало асфальт. Ему казалось, что он отсутствовал целый месяц.
Убийца стоял в том же месте, где и вчера. На секунду в тардиграде проснулся старый страх перед дронами, когда он увидел вдалеке фигуру из белого металла. Большая Элли, возможно, зла на него. И маленькая тоже. Ну, и плевать.
Крейг забрался в коптер. Дрон залез вслед за ним и уселся в соседнее кресло.
- Ух, сейчас сдохну, - выдохнул Крейг.
Балдж не ответил.
- Как там ваш праздник, Элли? Я ещё успеваю?
Крейг пихнул убийцу локтем.
- Пристегнись, пожалуйста, - ответил балдж.
После пяти вечера Улитка становилась очень активной. Лунопоклонники, где-то пропадавшие днём, по вечерам наполняли улицы и собирались в шумные кучки, вместе ели, устраивали всякие чудачества или компаниями отправлялись куда-то за пределы города. Мотыльки тоже выбирались на свет после сна. Их легко было узнать по бледной коже.
Вечер – время общения. Только в Улитке тардиград, никогда не придававший большого значения беседам и отношениям, познал их особую магию.
Общение для него являлось средством для налаживания полезных связей, получения выгод, сглаживания угроз и всегда необходимостью. Разговоры и отношения часто крайне обременительны, но они эффективнее и безопаснее стрельбы и поножовщины.
Теперь Крейгу даже больно было вспоминать о вымученных разговорах, бесчисленных договорённостях и объяснениях, отказах и попытках кого-то в чём-то убедить. Слова в людском мире никого не убивали, однако и они в первую очередь являлись орудием насилия, принуждения, торговли и обмана.
В цветочном городе вечерние разговоры особо ничему не служили. Лунопоклонники не жаловались, не спорили, не пытались что-либо выведать или заполучить. Иногда Крейг испытывал недоумение от содержания бесед лунопоклонников – таким непривычным они были. Но скоро он научился распознавать радушный тон предзакатной вдохновенной болтовни. Перед Крейгом начал открываться мир общения. Разговоры больше не обременяли, не вытягивали воздух из лёгких и не заставляли сутулиться.
Каждый вечер в Улитку приходил праздник. Шум и оживление нарастали до самого заката. После захода солнца веселье понемногу стихало. Кучки лунопоклонников уходили за город, чтобы не мешать занудам, рано отходившим ко сну.
В числе тех зануд, понятное дело, оказалась и Элли. После десяти вечера лицо её обычно становилось задумчивым, как будто она размышляла о гегелевских законах диалектики, о моральном законе внутри себя или ещё о чём-нибудь таком же безнадёжном. На самом же деле, ей просто хотелось спать.