- Что ещё за Джо? – поинтересовалась Дженни.
- Бессмертный чудак из искусственного мира, - ответила ей Элли.
Брови Дженни вопросительно приподнялись. Она допила молоко и поставила чашку на поднос идущему рядом убийце.
- Похоже, это длинная история. Ну, ладно. И как дальше события развивались? - обратилась она к Крейгу, потирая руки.
- Один священник взял меня к себе в помощники, - продолжил Крейг. - Нужно было помогать ему в уходе за церковью. Я считал священника чуть ли не пророком, очень дорожил дружбой с ним. Впервые в жизни мне казалось, что я на верном пути. До того случая, когда мы однажды вечером не напились до чёртиков прямо в церкви. Из-за многодневной жары стояла кошмарная засуха, все понемногу сходили с ума. Кроме нас двоих в церкви крутилась тринадцатилетняя беременная проститутка. Мой пророк принялся настойчиво приставать к ней. А она не хотела с ним трахаться. Я попытался образумить моего наставника, и попытка завершилась неудачно. Он полез в драку. Когда я пришёл в себя, то увидел лежащего между скамьями священника с ножом в груди. Проститутка убежала ябедничать на меня коменданту. Только дебил будет спорить с пьяным болваном из-за бабы. В общем, да, - я тогда облажался. До сих пор неприятно вспоминать.
- Ой, да Крейг любит защищать девочек! - подловила его Элли.
- Нет, нет и нет, - отверг обвинение Крейг. - Мне уже тогда было плевать на всех. В какой-то момент я перестал различать отдельных людей. Все слились в безликую кашицу. Она у меня не вызывала сочувствия. Я вообще не считал её чем-то живым. В тот раз я защищал нашу веру. Всё это было слишком унизительно. Просто невыносимо.
- Ах, вот как! Савонарола какой-то! - Элли захохотала, и Дженни засмеялась вслед за ней.
Крейга увлекла подставка с чудными золотыми брактеатами. На монетах были изображены головы людей и различные руны.
- Этим монеткам больше двух тысяч лет, - похвастался балдж.
На соседнем стенде лежали мизерикорды и ножны с кинжалом. Крейг вытащил кинжал и поднёс к глазам. На лезвии имелись надпись «Meine Ehre heißt Treue». Из учебника истории Крейг знал, что она обозначает, но всё равно не понимал её смысла. Можно быть верным только самому себе. И для этого не нужны никакие клятвы.
Элли и Дженни с беспокойством уставились на него.
- Что? - спросил Крейг.
- Положи оружие на место, дружок, - заговорил балдж через ухо. - Встреча с вооружённым тардиградом - дурная примета.
- О, это правильно. Извините, - ответил Крейг и вернул кинжал в ножны.
- Пользоваться ты им, похоже, хорошо умеешь, - сказала Дженни.
- Не знаю, - ответил Крейг. - Владение инструментом не играет особой роли. Если хочешь прирезать какого-нибудь раба Божьего, то подожди, когда повернётся к тебе спиной или заснёт. В основном, все мои умения в этом ремесле сводились к чему-то подобному. Даже если противник слабее и глупее тебя, не нужно рисковать и идти на него лоб в лоб. Неизвестно, чего он может выкинуть.
- Со священником-то ты иначе поступил, - упрекнула его Дженни.
Она подхватила с полки ярко светящийся шарик, оттеснила Крейга от подставки и склонилась к брактеатам.
- Красота какая. Я всё ещё помню значение этих рун, - пробормотала она.
- Ага, со священником плохо получилось, - согласился Крейг. - В общем, сейчас обо всём этом стыдно вспоминать. За убийство священника меня разорвали бы на куски, не разбираясь в произошедшем. Народ его любил, а меня - нет. Я помчался в свою хибару за вещами. Моя походная сумка всегда была собрана и стояла у двери. Дома я поджёг кровать, чтобы занять идиотов тушением пожара вместо преследования. Через пару часов я всё ещё пьяный брёл во мраке не пойми куда. Помню, подумал, что теперь даже Бог окончательно от меня отвернулся. И тогда, хоть я страшно устал, какая-то огромная тяжесть свалилась с меня. Я понял, что мне не нужен Бог. Да и вообще никто не нужен. В общем, это был хороший момент.
Крейг умолчал о том, как той ночью начался покончивший с засухой ливень. Тардиграда тогда охватило какое-то сумасбродное веселье. Он хохотал, кругами носился под дождём с раскинутыми руками и орал, что ничего не боится, пока в изнеможении не свалился на землю, но и после этого ещё долго смеялся, подставив лицо под дождь. Смеялся над одураченной людской сворой, над Богом, над священником, над малолетней проституткой, над собой, над страхами, так и не сумевшими взять верх. Да и просто так смеялся, без всякой причины. Смеялся от веселья и от того, что скоро наступит утро и можно будет снова поздороваться с солнцем. Бесчисленное количество раз поздороваться.