Крейга не тронули её слова. Он покорно кивнул головой, не намереваясь больше ни о чём спрашивать. «Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов», - припомнил он неизвестно где прочитанную фразу.
В любой момент будь готов лишиться всего. Рано или поздно это случится, и причина не имеет значения. Можно даже не ломать над ней голову.
Крейг взял Элли за руку и повёл в город.
Цветочный город превратится в пыльного призрака. Шмелиные фермы умолкнут, высохнут и исчезнут. Ветер растащит их мёртвые стебли и листья по пустыне. Всё обречено на подобную участь.
А может всё дело в нём. К чему прикоснулся тардиград, то обречено на гибель. Там, куда занесло тень тардиграда, сложное становится простым, живое умирает, обретает невесомость и сливается с пустыней. Где-то в её глубине выжидает робкая смерть.
Тень всюду следовала за тардиградом и выручала его, но то, что оказывалось рядом, увядало и гибло. Такова расплата. Всё, что Крейг знал, давно мертво. Ничего не сохранилось от его прошлого. Совсем ничего.
И от его будущего ничего не останется. Тепло чужой ладони в его руке тоже иссякнет, утечёт сквозь пальцы. И Элли сольётся с тишиной. Превратится в висящую у подножья гор сизую дымку, смягчающую пронзительные восходы и закаты. Бесчисленные восходы и закаты.
Потому не удерживай, готовься лишиться всего, оставайся спокоен, когда это произойдёт.
В умирании и в том, что следует за ним, тоже есть красота. Если она мучительна, то лишь потому, что ты слаб и алчен.
Скоро всё превратится в пустыню, и он в одиночестве будет скитаться по ней до скончания времён. Ты снова станешь свободен. Судьбе нужен свидетель, который будет наблюдать за тем, как живое превращается в песок, камни и звенящую по утрам пыль.
Итог давно известен заранее. Когда-нибудь он забудет об Улитке и её обитателях, а если не забудет, то станет равнодушен к ним. Ко всему рано или поздно становишься равнодушным. Скорее рано, если ты тардиград.
Только горы, звёзды и облака не исчезнут. Разве этого мало? Ты такой же, как и они, потому и оставайся с ними.
На пустом проспекте второго уровня биохаба Крейг встретил Дженни. Она сидела перед окном в кресле-качалке и разглядывала разверзнувшуюся прямо перед ней пучину из густых сосновых ветвей и игл. На коленях у неё лежали карандаши и мольберт с пачкой листков бумаги. Верхний лист был хаотично исписан иероглифами разных размеров.
- Смотри, как все засуетились, а, - сказала она, когда Крейг приблизился к ней.
- Ещё бы. Ты уже обо всём знаешь?
- Войд совсем близко, - прокомментировала Дженни и с теплотой взглянула на сосны.
- Лунопоклонники собираются покинуть Улитку.
- Да. Слышала, - без интереса ответила она.
- А тебе теперь можно посещать научные лаборатории?
- Балдж разрешил напоследок. Я могут ходить, где пожелаю. Чего теперь скрывать?
Крейг развернулся к неподвижной хвойной стене и скрестил руки на груди. Среди ветвей скакала мелкая птица. Птицы в Улитке были совсем непугливые. Неизвестно как, но лунопоклонники даже котов, любящих убивать ради развлечения, отучили нападать на них.
- Засуетились, - подтвердил он. - Но они, в целом, довольно спокойны. Никаких истерик. Они не такие уж мягкотелые, как я считал.
- Правильно. Излишняя эмоциональность – признак слабого ума.
Дженни открепила от мольберта исписанный лист, сложила его и спрятала в карман. Мольберт она скинула на пол, после оттолкнулась ногами от пола. Кресло под ней закачалось.
- Значит, ты не считаешь их недоумками? - поинтересовался Крейг.
- Совсем нет. Почему ты так решил?
- Ты обращаешься с ними высокомерно. И не только с ними.
- С эмпатией у буров не всё хорошо. Трудно постоянно угадывать, как следует правильно вести себя среди лунопоклонников. Ещё труднее понять, какой вы меня видите. Короче говоря, обвинять меня в высокомерии – это как обвинять в хромоте человека со сломанной ногой. Жившие среди людей буры утверждают, что этот недуг проходит, если года два-три находиться в обществе.