Что в конце концов и случилось.
Но не сразу. Пока что я бежал, поддерживая раненое существо, волоча его за собой по улице сквозь слепящую завесу несомого ветром снега. Я не знал, куда тащу его; я даже не знал, где нахожусь, не знал территории — в отличие от моих преследователей, а ветер усиливался, и я, даже если бы захотел, не мог разглядеть окровавленную тварь. Я лишь надеялся, что вьюга поможет мне, мешая охотникам. Потому что если они нагонят нас, то, принимая во внимание их настроение, я сомневался, что они озаботятся проведением различий между мной и существом, которому я помогал.
Ослепленный пургой, я передвигался практически ощупью. Вдруг ноги существа подогнулись, и его ладонь едва не выскользнула из моей руки. Толпа улюлюкала позади нас, мой спутник жалобно хныкал. Я снова поставил его на ноги, и мы, пошатываясь, побрели дальше.
Слева замаячил проем: узкий кирпичный вход в проулок. Я нырнул туда, волоча за собой безобразное существо.
Стены оказались высокими, по обе стороны за ними торчали деревья, кое-как защищая от снега. Кирпичная кладка искрилась изморозью. Существо цеплялось за меня, когти его болезненно впивались в кожу, оно поскуливало и то и дело спотыкалось и оскальзывалось на льду и утоптанной снежной каше.
В проулке было темно, сюда проникал лишь слабый случайный отблеск уличных фонарей. И вдруг все вокруг вспыхнуло: дюжины факелов догоняли нас, освещая…
Тупик.
Я резко остановился. Странное создание тяжело и часто дышало, испуская звуки, похожие на всхлипывание и тихие стоны.
Я повернулся. Существо попыталось укрыться за моей спиной. Преследователи шагали по аллее. За крохотными солнцами факелов прорисовывались лишь силуэты, и все же я разглядел кое-какие лица. Некоторые узнал. Все они были тверды как кремень и столь же безжалостны.
— Прочь с дороги! — хрипло рявкнул кто-то.
— Что вы собираетесь сделать? — спросил я. Мой голос дрогнул лишь слегка, и только один раз. Я гордился этим. И горжусь до сих пор.
— А как ты думаешь, что можно сделать с этим? — вступил женский голос. Он вполне мог принадлежать Дженис. — Мы собираемся отправить эту тварь туда, откуда она появилась.
— И куда же?
Они придвинулись ближе. Свет факелов играл на алюминиевых бейсбольных битах.
— В ад, чертов тупица! — гаркнул кто-то.
— Роджер, отойди от него! — крикнул голосок, который я знал слишком хорошо.
— Что он сделал, Карен?
— В последний раз предупреждаем! — пролаяли мне. — Убирайся с нашей треклятой дороги!
— Только не…
Но они все-таки отвлекли меня, заставив забыть, насколько они близко. И я сделал ошибку, предположив, что сумею договориться с кровожадной толпой.
Краем глаза я уловил взмах кирки и почувствовал, как мое плечо взорвалось болью. Следующего замаха я не увидел, но голова моя словно раскололась, где-то за глазными яблоками, точно снежинки, заплясали белые звезды, я повалился на землю, и новый удар обрушился мне на живот, а еще один — на спину. Я попытался свернуться клубком, но слишком уж все замедлилось, от удара по голове время как будто сгустилось, и, прежде чем мне удалось подтянуть колени к подбородку, меня успели пнуть еще пару раз.
Множество рук вцепилось в раненое существо и поволокло его, визжащее, съежившееся, на улицу. Чужие руки схватили и меня, схватили и швырнули на мостовую — гляди, мол. Меня толкали и пинали снова, и снова, и снова.
Впрочем, большая часть стаи образовала неровный круг вокруг существа. Люди вскинули свое оружие. Тихонько всхлипывающее создание скорчилось и заслонилось руками. Тогда я был оглушен, но и сегодня не стал бы утверждать, издавало ли оно бессвязные животные звуки или же пыталось говорить. Если последнее — не думаю, что мне знаком этот язык. Впрочем, по-настоящему я знаю только английский — да и тот после девятой пинты пива не слишком твердо, и кое-как — по полузабытому школьному курсу — французский.
Кто-то наконец отважился, качнулся вперед и нанес первый удар бейсбольной битой. Еще кто-то пнул существо, и этот пинок послужил сигналом остальным. Били сапоги, били дубинки, взлетали и падали топоры, взлетали и падали. А существо все продолжало жалобно кричать, кричать, кричать…
Те, кто не принял участия в основном виде кровавого спорта, занялся второстепенным. Толчки перекатывали меня с боку на бок. Каждый раз, когда я пытался свернуться в клубок, меня: пинали в спину и тянули за волосы, пока я не разворачивался, снова становясь крупной, более уязвимой целью.
Хрупкая фигурка металась в эпицентре свалки, колотя, колотя, колотя распростертое на земле существо. Толпой уже овладело бешенство рвущегося к кормушке скота, каждый сражайся за место в схватке, стремясь дать выход своей мелкой ненависти, разрядить ее в беспомощное существо. Хрупкую фигурку оттерли, и на нее упал свет фонаря.
— Карен… — выкрикнул я.
И тут на мое лицо обрушился грязный сапог. Взрыв; белые звезды, кровь, медный привкус во рту. Багрянец. Чернота. Затем — ничего.
На второй день Рождества снег валил по-прежнему. Церковный двор потерялся в белизне, лишь кое-где из-под заносов высовывались камни. Добропорядочный викторианский ангел превратился в бесформенный ком со слабым намеком на лицо и горбы раскинутых крыльев.
Поблизости под легкими шагами заскрипел снег. Я не повернул головы. Спустя секунду она заговорила:
— Родж, я пыталась предупредить тебя. Ты не должен был вмешиваться.
Я оглянулся. Она стояла футах в десяти от меня. Моя левая рука болталась на перевязи, а лицо, несмотря на цепенящий холод, саднило.
— Я сам во всем виноват, так?
— Не надо ввязываться в то, чего не понимаешь. Так что, если хочешь по правде, то да, ты сам виноват.
Я снова отвернулся.
— Оно не пыталось причинить мне вред, Карен. Господи, ему было больно. Если бы ты слышала…
— Ему не было больно, Роджер. Оно не способно чувствовать боли. Оно не человек. Оно демон.
— Оно не сделало ничего демонического.
— Оно попыталось заморочить тебя, чтобы ты помог ему сбежать. Именно так они и поступают. Ты не знаешь их, Родж. Ты не знал, что они шастают тут, а времени объяснить не было. Бог ведает, что оно натворило бы.
— Но ведь оно ничего не натворило, так? А? Оно что, напало на кого-то? Обидело? Нанесло ущерб?
— Роджер…
— Ну?
— Оно бы…
— Что? — крикнул я, и она не ответила. В конце концов я повернулся и вновь посмотрел на нее. — Кто-нибудь из них совершил какое-нибудь зло?
Она молчала. Падал снег. Ее лицо пестрело красными кляксами, видимо, она плакала. Но все равно оно оставалось каменным.
— Стоило ли ждать, когда дойдет до этого?
— Об этом и говорил вчера ваш викарий, да?
— Это был дьявол, — отрезала она. — Достаточно просто взглянуть на него, чтобы убедиться.
— Значит, если кто-то выглядит не так, как ты, это от дьявола, и его надо убить. — Я сплюнул. — Что же вы делаете здесь с левшами? Или с теми, у кого есть родимые пятна, или с хромоногими? Господи, ты…
— Я спасла тебе жизнь! — взвизгнула она.
— Да. Я знаю. — После того, как я вырубился, именно Карен подбежала и остановила других, не дав им забить меня насмерть. Но это ничего не меняло. — Как все просто, — горько бросил я. — Убей чужака. Убей непохожего. — Я с отвращением тряхнул головой, не в силах посмотреть на нее. — Ладно. Возможно, еще увидимся. Но скорее всего — нет.