— Что они делают? — выдохнула я.
— Снимают урожай, — ответил Мартинес. — На что еще это похоже?
— Я знаю, что они снимают урожай. Я имела в виду — зачем они это делают? Для чего им нужна эта кожа?
— Понятия не имею.
— У вас нашлось множество ответов по поводу банка органов, мистер Мартинес, — вмешалась Соллис. Мы все впятером остановились, паря на том же уровне, что и роботы-хирурги. — Относительно корабля, который должен находиться в спячке… Черт возьми, я не вижу никаких признаков спячки!
— «Найтингейл» выращивает здесь кожу, — продолжала я. — Это я могу понять. Корабль поддерживает базовые запасы на случай, если его вернут в строй для следующей войны. Но это не объясняет, почему возникла необходимость снимать урожай сейчас.
— Может быть, это тестирование кожи, чтобы удостовериться, что развитие идет по плану, — рассеянно произнес Мартинес.
— Вы как раз подумали, что маленького образца для этого вполне достаточно, — подсказала я. — Уж наверняка поменьше, чем несколько квадратных метров. Такого количества кожи хватит, чтобы обернуть целого человека.
— Я бы очень хотел, чтобы ты этого не говорила, — буркнул Николаси.
— Давайте двигаться дальше, — велел Мартинес.
«Он, конечно, прав», — подумала я. Деятельность роботов сильно выбивала из колеи, но, с другой стороны, мы прибыли сюда не для осмотра достопримечательностей.
Когда мы уплывали — роботы не проявили никаких признаков того, что заметили нас, — я вспомнила слова, сказанные ранее Ингрид Соллис. О том, как неумно оставлять интеллекты гамма-уровня в рабочем состоянии, но без определенного занятия. Потому что в противном случае — поскольку чувство долга слишком глубоко запечатлено в их логических извилинах — они имеют тенденцию медленно, постепенно и неотвратимо сходить с ума.
Но «Найтингейл» оставили в покое с тех пор, как закончилась война. Что это означало для ее управляемого разума? Работал ли госпиталь сам для себя, возродив исполняемые в предыдущей жизни операции, не глядя на то, сколь бессмысленными они стали, потому что его разум уже помутился? Или это был для него способ сохранения рассудка? Сражаться, так сказать, до последнего патрона…
И что, исходя из этого, произошло с человеком, за которым мы сюда пришли?
Мы продолжали плыть, ряд за рядом минуя пласты кожи. Мы заметили еще один отряд хирургов: другая группа роботов занималась сбором урожая. Когда они завершили работу, пласт был разрезан на ровные прямоугольники и полосы. Обнажилась сетка матрицы роста, напоминавшая проволочную. Случайно мне на глаза попалась частичка уже наполовину заживленная, с кожей, наросшей до плотности просвечивающей рисовой бумаги. Я сомневаюсь, что ко времени ее полного восстановления вообще будут видны какие-либо признаки того, где именно разрезали кожу.
Десять рядов, потом двенадцать — и вот наконец-то стена, которую я так ждала, вплыла в поле зрения наподобие миража. Нет, мне это не почудилось — и еще одного слоя натянутой, как барабан, кожи здесь нет. Передо мной такие же металлические опоры, как на предыдущем участке стены.
Соллис пробралась вперед:
— Народ, живо ищите дверь. Она где-то здесь. Я плыву вперед, чтобы начать работать.
— Хорошо, Ингрид, — отозвался Мартинес.
Несколько секунд спустя я своими глазами увидела воздушный шлюз и убедилась, что Соллис не ошиблась. Она быстро плыла к двери, на ходу снимая с пояса приборы и переходники. Сквозь розовую мглу я наблюдала за тем, как Соллис щелкает клавишами панели доступа и начинает обычную процедуру блокирования обслуживающих систем. Я радовалась, что Мартинес нашел именно Соллис. Что бы про нее ни говорили, она была крутым спецом по взламыванию дверей.
— О'кей, хорошие новости, — сказала она через минуту, подключив и вытащив какие-то штуки. — С той стороны воздух. Нам теперь долго не придется плавать в этой дряни.
— Как долго? — спросил Николаси.
— Не рискну предсказывать, парень. Давай решать проблемы по мере их поступления.
Пока она это говорила, я осознала, что мы отбрасываем тени на стену, причем, когда мы добрались сюда, никаких теней не было. Я крутанулась на месте и посмотрела назад, туда, откуда мы приплыли, в направлении нового источника света, который, как я поняла, здесь появился. К нам приближались четыре конусообразных механизма, транспортируя между собой полотнище свежесобранной кожи, каждый угол его двумя сегментированными серебристыми щупальцами зажимал один из роботов.
Они двигались быстрее, чем мы плыли, перемещаясь за счет какой-то импульсной системы, реактивной струей выталкивающей жидкость из острого конца конуса.
Соллис отпрянула назад, когда внешняя дверь шлюза внезапно отворилась.
— Я не… — начала она.
— Знаю, — быстро откликнулась я. — Сюда плывут роботы. Должно быть, они послали команду открыть дверь.
— Давайте уберемся с дороги, — предложил Мартинес и оттолкнулся от стены. — Ингрид, уходи от шлюза. Возьми что можешь, но долго не копайся.
Соллис стала отсоединять оборудование и трясущимися пальцами крепить его к поясу. Механизмы приблизились, полотнище кожи волнообразно колебалось между ними, словно ковер-самолет. Они замедлили движение, потом остановились. Их лампы испускали потоки резкого света, проходящие сквозь мутную жидкость. Роботы уставились на нас, удивляясь, что это мы делаем тут, между ними и дверью. Один из механизмов, привлеченный движением, направил луч света в сторону плывущей фигуры Мартинеса. Тот остановился и неподвижно завис в ослепительном круге света, словно мотылек, наколотый на солнечный луч.
Никто из нас не вымолвил ни слова. Мое собственное дыхание казалось мне самым оглушительным звуком во Вселенной, но я не могла заставить себя дышать тише.
Один из роботов выпустил из шупальцев свой угол кожи. На мгновение он завис у полотна, словно оценивал варианты, потом выделил из группы меня и стал приближаться. По мере того как он подбирался ближе, механизм вырастал в размерах и обретал все более угрожающий вид, чем казалось издалека. Его конусообразное тело было длиной с меня, самое толстое щупальце выглядело достаточно мощным, чтобы нанести серьезный урон даже без применения лазера. Когда он расставил руки пошире, словно собираясь обнять меня, я едва поборола панику и не бросилась наутек.
Робот принялся меня изучать. Он начал с моего шлема, постукивая и царапая его, посветил лампой через лицевой щиток. Потом стал с силой скручивать его, пытаясь отсоединить шлем от шейного переходника. Признала ли машина во мне человека или просто расценила как кусок неидентифицированных плавающих обломков, но ее поведение наводило на мысль, что разборка — ее любимейший способ действия. Я сказала себе, что позволю потрудиться над скафандром еще несколько секунд, но если почувствую, что шлем начинает разрушаться, — придется принимать меры. Даже если это уведомит робота, что я не просто мусор.
Но именно тогда, когда я это решила, робот оставил в покое мой шлем и переместился вниз. Он развернул пару шупальцев с каждой стороны под моей нагрудной защитой, пытаясь поддеть и сковырнуть ее, словно большую коросту с раны. Кое-как я держала себя в руках, отчаянно веря, что механизм рано или поздно потеряет ко мне интерес. Потом он бросил нагрудник и начал возиться с моим оружием, постукивая по нему, как на спиритическом сеансе. Он дергал пистолет, стараясь отцепить его с пояса. Затем, так же внезапно, как и начал, робот прекратил эти исследования. Он отплыл назад, собрав щупальца в один пучок, напоминающий кулак. Потом медленно двинулся в сторону Николаси.
Я мысленно посоветовала Николаси стоять смирно. Попытка уплыть не имела смысла. Мы не могли передвигаться быстрее этих роботов. Николаси, должно быть, хорошо владел собой, или, наоборот, его парализовало от страха, но он не шевельнулся, когда механизм подобрался к нему. Конусообразный уродец помедлил, широко расправил щупальца и затем провел световым пятном с ног до головы Николаси, словно не мог решить, что он такое. Потом выпустил пару манипуляторов и протянул острые, как иглы, кончики к его шлему. Машина изучала и обследовала скафандр с удивительной деликатностью. Через голосовую связь я слышала звяканье металла о металл, перекрываемое частым неровным дыханием Николаси.