Нанна заказала бокал белого вина, а Пол пиво. Темнокожий мужчина, которого Пол всегда считал одним из владельцев кафе, принес к их столу напитки и вазочку с орешками, которую никто из них не заказывал.
Нанна отпила вина и покачала головой в ответ на вопрос Пола, хочет ли она орешков. Пол за один присест выпил половину своей кружки, а когда начал есть орешки, понял, что сильно проголодался. Он с бешеной скоростью допил свое пиво и в тот же миг успокоился. Он все еще находился в оцепенении от известия, что у Нанны есть мужчина. Мысль об этом не потрясла его, и он одновременно стыдился и веселился из-за собственной близорукости и самодовольства. Он представлял себе, что Нанна живет в маленькой квартирке одна, что по вечерам она лежит под мягким бежевым пледом и смотрит телевизор, а оказалось, что она проводит вечера (и ночи) с мужчиной по имени Кристиан.
Но Полу даже не приходило в голову отказаться от мечтаний о себе и Нанне, он по-прежнему был уверен в том, что они созданы друг для друга (сперва он мысленно употребил выражение «словно созданы друг для друга», но оно показалось ему слишком слабым, поэтому он предпочел убрать из него сравнительный союз: «созданы друг для друга»), но понял, что завоевание Нанны может занять больше времени, чем он рассчитывал.
Пол уважал ее за нежелание поцеловаться с ним, он пришел к выводу, что это понравилось ему больше, чем если бы она позволила себя поцеловать. Нанна сидела прямо напротив за столиком в кафе. Он восхищался ее нежеланием поцеловаться. Он сказал ей об этом. Нанна улыбнулась и ответила, что поступила так не только из соображений морали.
— Знаешь, я ведь не ангел.
— Нет, ты ангел, — сказал Пол.
Нанна призналась, что думала больше о сплетнях в стенах кафедры. Для нее важно, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений по поводу отношений, связывающих ее с Полом. Ради Кристиана.
— Я не хочу делать его рогоносцем, — проговорила она и засмущалась, когда произнесла это немного старомодное слово.
Нет, нет, конечно, Пол все понимает.
— Но это и ради меня тоже, — продолжала она. — Ты понимаешь, Кристиан бывает таким…
Предложение повисло в воздухе. Пол не хотел вызывать ее на откровенность, не сейчас, и ни о чем не стал расспрашивать.
Вместо этого они начинали болтать о Блиндерне, о легендарных сотрудниках других кафедр (о литературоведе, написавшем в рабочее время бестселлер и заработавшем на нем ми пионы; о языковеде, дочь которого — знаменитость и постоянно мелькает на телевидении; о философе, имеющем дурную привычку жениться на своих студентках) и других факультетов (о турбореактивном профессоре социальной антропологии, о скандалисте с факультета политологии, о милом живчике-астрономе), но больше всего они обсуждали своих ближайших коллег, сотрудников своей кафедры.
Они говорили об изменениях, произошедших за последние годы. Уже давно никто не разговаривает о том, как лучше обучать студентов, давать им знания и увлечь предметом, заявил Пол. «М-м-м», — протянула Нанна, и Пол подумал, что он слишком морализирует. Он сказал:
— Вообще-то я хотел поговорить о наборе учебных баллов, а не о студентах, но все время вспоминаю новую начальницу администрации. Она постоянно называет студентов клиентами и обожает слово «гиперактивный».
Нанна захохотала, и после того как она выпила полтора бокала вина, а Пол три пива, он пребывал почти в таком же настроении, в каком был несколько дней назад, во время обеда с Нанной в кафетерии. Он испытывал некоторую неловкость, но на самом деле очень радовался оттого, что мог открыто обсуждать с Нанной коллег и университетскую жизнь. И если бы он не был настолько влюблен, то наверняка заметил бы, что и Нанне понравился этот разговор. Да, потому что Нанна любит сплетни почти так же, как любит их Пол.
— Ты, наверное, знаешь, что на кафедре объявлен конкурс на замещение должности, — спросил он. Нанна кивнула. Требования к кандидатам, обнародованные на этой неделе, живо обсуждались в коридорах и вызвали умеренные протесты, которые достигли ушей заведующего Паульсена и других руководителей кафедры. Дело в том, что Риисби, удивительно талантливый морфолог, проработав много лет профессором в Оксфорде, по семейным обстоятельствам (муж-англичанин бросил ее ради няни-тайки) вернулась в Норвегию. Риисби заинтересовалась этой должностью, которую собирались ввести уже больше двух лет, но только сейчас решились. В то же время Риисби была заклятым врагом Паульсена (говорят, она осмелилась задать Паульсену несколько критических вопросов после его скандально плохого выступления на конференции около десяти лет назад, задолго до того, как он стал заведующим, в то время когда он был еще доцентом, обладавшим амбициями, плохо соотносившимися с его научными способностями).