Другими словами, можно смело утверждать, что Паульсен умеет пользоваться паузами и молчанием. Именно поэтому он с профессиональной многозначительностью и спокойствием, которое могут дать только собственные научные изыскания, позволил строкам стихотворения раствориться в тишине, которой так не хватает в нашей суетной жизни.
Только после того, как публика стала проявлять беспокойство, он продолжил свою речь.
— Дорогая Эдит, — произнес Паульсен. Теперь он был больше похож не на короля, а на проповедника: лицо его приняло торжественное, церемониальное, мягкое, человеколюбивое выражение, а в голосе появилась слабовыраженная елейность. Он снова замолчал и взглянул на Эдит Ринкель. Именинница сидела, выпрямив спину, и смотрела в окно на террасу. Она была в сером костюме, на маленьких красивых ножках — красные туфли на высоких каблуках с тонкими ремешками вокруг лодыжек, украшенные маленькими блестящими камушками. Это подарок Эдит на день рождения от Эдит. Когда она повернула голову, черные как смоль волосы рассыпались по ее плечам. Она смотрела в направлении Паульсена, не поднимая лица, ее взгляд был прикован к пустому стулу за ним, так что Паульсену стало вполне понятно: не так-то просто быть именинником, когда в твою честь произносятся речи, когда ты становишься объектом внимания всей кафедры.
— Ты достигла вехи в пятьдесят лет, — продолжил Паульсен после долгой паузы. — И кто бы, глядя на тебя, мог такое сказать? Мне кажется, ты ничуть не изменилась с момента нашего знакомства на кафедре классических и мертвых языков целую человеческую жизнь — или, точнее, целую женскую жизнь — назад. (Пауза, чтобы публика при желании могла посмеяться.) Ты всегда прекрасно проводила и прекрасно проводишь и научные исследования. Твоя докторская диссертация «Диахроническое исследование предлогов в западногерманских языках» стала классикой лингвистической науки. (Пауза.) А твои исследования последних лет о словообразовании в футуристической перспективе вызвали большой интерес среди футлингвистов как в Норвегии, так и за рубежом. Ты пользуешься большим научным авторитетом, твои высокие гуманитарные идеалы, твой ясный ум и знание человеческой натуры вызывают у всех нас (короткая пауза) глубокое уважение. И несмотря на то, что ты чрезвычайно занятая женщина, ведущая большую международную работу и исполняющая управленческие функции на кафедре, ты всегда сохраняла контакт (пауза) со студентами. (Долгая пауза.) Поздравляем с днем рождения, дорогая Эдит! Поднимем же бокалы за нашу дорогую коллегу!
«Ну и речь», — скажет Пол Нанне вечером. «Да, полный кошмар, — ответит Нанна. — Но юбилярше, кажется, понравилось», — добавит она тихо, и Пол заметит, что в голосе ее слышится насмешка. Многие иронично поднимали брови после выступления Паульсена: Эдит Ринкель — не слишком популярная личность на кафедре.
— Ваше здоровье, — зазвучало за столами, как только Паульсен закончил речь. Начальница администрации и заместитель заведующего (которые, как все знают, состоят в отношениях друг с другом), преподнесли ей букет и синее керамическое блюдо с выдавленным на дне изображением Аполлона — эмблемой Университета Осло. Эдит Ринкель подняла бокал и встала. Она не произносила речей, просто-напросто сказала «Спасибо», серьезно, но дружелюбно, обвела взглядом помещение, кивнула и села.
В углу кафетерия, у выхода на террасу, сидели Пол, Гуннар Вик и еще четверо-пятеро синтаксистов. Нанна сидела за столом с фонологами в противоположном углу, рядом с салатным баром и стойкой с бутербродами и горячими закусками.
Эдит Ринкель, Пол Бентсен и Нанна Клев являли собой вершины треугольника. Никто не замечал этой геометрической фигуры, но она возникала снова и снова, когда эти трое обменивались взглядами. Пол посматривал на светлую голову Нанны, Эдит бросала взгляд на Пола, Нанна улыбалась Полу, Эдит бесстыдно пялилась на Нанну, Нанна задирала подбородок и смотрела на нее. Пол не мог не обратить внимания на то, какие у Эдит блестящие и темные волосы. Через несколько месяцев имя одного из этих троих будет у всех на устах, не только у людей, собравшихся в этом помещении, но и у большинства представителей академической Норвегии. Как минимум один из трех падет и больше никогда не поднимется.