Она подняла руками груди и поднесла их ко рту, провела языком по соскам, отчего те тут же отвердели. Ей нравилось то, что она видела, и нравилось то, что чувствовала. Ее тело будет сохранять форму еще несколько лет, продлевая период, когда она не просит, а требует, когда она является выбирающим субъектом, а не выбираемым объектом. Александр. При мысли о нем ее тело охватила сладкая истома. Но ей скоро придется прекратить отношения с ним. Эдит Ринкель совсем не хотелось, чтобы он увлекся ею в каком-то другом смысле, кроме эротического. Она беспокоилась о его благополучии. Она была совершенно уверена в том, что Александр, как и другие любовники, легко заменим: можно его удалить, стереть, вычеркнуть, после чего завладеть другим мужчиной, точно так же, как кубик в языковых играх Витгенштейна можно заменить другим кубиком того же номинала.
Эдит Ринкель наклонилась и надела красные туфли, которые сбросила перед тем, как пойти в ванную, снова выпрямилась и продолжила осмотр. Она долго стояла перед зеркалом, немного пошатываясь. Красное вино, выпитое за ужином, наложилось на игристое, которое подавали днем в кафетерии. Ей нравится вкус вина, но не опьянение. Быть пьяной значит потерять контроль. Но в данный момент легкое опьянение было кстати, алкоголь укрыл миролюбивым мягким одеялом равнодушие и то раздражение, которое Эдит ощущала весь день. С того момента, как она встала утром с постели, до настоящего времени, когда она готова была лечь спать, это ощущение грозило вырваться наружу. Но сейчас, когда она была пьяна, Эдит приветливо кивнула собственному отражению, чувствуя себя одновременно соблазнительницей и соблазненной: красивые ноги, сделала она вывод, потом осторожно сняла туфли, поставила их на место на полке в гостиной, выключила свет (кроме трех светильников в коридоре) и легла в постель. День ее рождения заканчивался меньше чем через четверть часа. Но Эдит Ринкель не могла заснуть, она лежала и перебирала в голове события минувшего дня.
Празднование на кафедре было таким, как и ожидалось, вот только речь Паульсена превзошла ее опасения. Эдит Ринкель знакома с ним со студенческих лет, и периодически она отмечает, что с годами таланта у него не прибавляется. К счастью, она была избавлена от юбилейного сборника, ведь обычно юбилейные сборники выпускаются не раньше, чем к шестидесятилетию — в университете пятидесятилетние считаются молодыми.
После празднования в кафетерии она вернулась в свой кабинет, но у нее не было желания заниматься научными изысканиями, ей не хотелось ничего писать, даже несмотря на то, что проект, над которым она работала в настоящее время — и который ради шутки мысленно называла Проектом-мечтой — лежал на столе и ждал ее. Но Проект-мечта не вызвал у нее интереса. Она долго сидела, ничего не делая, а потом открыла электронную почту и вежливо, но не слишком душевно ответила на немногочисленные поздравления от коллег с других кафедр и из других университетов.
Студентка, способная светловолосая девушка, одна из фавориток Эдит Ринкель, постучала, просунулась в дверь и спросила, можно ли задать вопрос, но Эдит ответила весьма недружелюбно, даже сурово, что занята. И вот она сидела, скрестив руки, и смотрела в окно, убеждая себя в том, что это пустая трата времени, ценнейшего времени (ведь ей исполнилось пятьдесят!), которое можно было бы употребить на что-нибудь другое. Она убрала в сумку статью о падежах, твердо намереваясь пообедать во «Фредерикке» в ее обществе (прием пищи необходим и полезен), и заверила себя, что не может работать, вероятно, из-за того, что выпила вина, а закусила всего лишь кусочком торта.
Но когда она вошла во «Фредерикке» — гораздо раньше обычного — она передумала, несмотря на то что уже давно решила пообедать сегодня именно здесь, в ребяческой попытке представить, что этот день ничем не отличается от других и не заслуживает никакой суматохи. (Александр пригласил ее поужинать, но она отшутилась и даже не ответила на его последнее сообщение. Рита тоже приглашала ее поужинать, но она давно отказалась, и теперь считала, что будет неприличным позвонить ей сейчас и принять приглашение. Она уверяла себя, что не хочет звонить Рите вовсе не потому, что такой звонок неизбежно раскрыл бы ее нынешнее состояние, а потому, что полагала, будто у Риты уже есть планы на этот вечер, ведь у нее столько дел: работа, муж, ребенок, а недавно она стала бабушкой. Мысль о том, чтобы позвонить Александру, она гнала от себя постоянно, будучи не в силах избавиться от нее окончательно.)
Не Рита и точно не Александр, не «Фредерикке», не кабинет. Она решила пойти домой. Она пойдет пешком и пройдет весь путь в красных туфлях.