— Чарльз?
— Да. Эм, — Чарльз одернул себя, попытался, чтобы голос звучал бодро и адекватно. — Мы будем работать вместе, Эрик. И ученики пострадают, если мы не сможем ладить. Чтобы положить этому конец, я подумал, что мы можем попытаться… — голос внезапно сорвался. — Забыть нашу историю и стать друзьями.
— Друзьями? — переспросил Эрик одновременно мягко и с примесью досады. — Нет, Чарльз. Не думаю, что это возможно.
И Чарльз уже заранее знал это. Они с Эриком Леншерром никогда бы не стали друзьями. Он не смог быть другом человека, который верил в те вещи, которые говорил, а если каким-то образом он мог переступить через это… он вряд ли бы захотел дружбы. Когда речь шла об Эрике, он бы мог бы принести в жертву и свое сердце, и свои принципы, а эта безнадежная попытка найти золотую середину не требовала ни того, ни другого.
— Ладно, — Чарльз сглотнул, протянул ему коробку. — Что ж, кем бы мы ни были, можем мы быть теми, кто играет в шахматы?
Эрик разглядывал его с несколько долгих секунд, затем провел ладонью по мокрым взлохмаченным волосам.
— Думаю, да, — произнес он, отступая на шаг, чтобы Чарльз мог зайти.
Чарльз убрал полупустой бокал… — да, немецкое пиво — со столика, стоящего рядом с камином, освободил два стула и расставил фигуры на доске, пока Эрик был в спальне. Вернулся оттуда он в брюках и водолазке, волосы гладко зачесал назад; Чарльз бы сказал, что он больше похож на человека, готового встретить новый день, нежели того, кто собирался отдыхать вечером у себя в комнате, за тем исключением, что ему надо было бы побриться.
Не думай об этом, не думай… Но было уже поздно, и он заметил рыжеватые волоски щетины, было уже поздно, чтобы нельзя было вспомнить смех и холодную пену, когда он учил Эрика как бриться в конце пятого курса, потому что даже у его отца нашлось время научить его этому, но у Эрика не было отца.
— Тьфу, Эрик, перестань, иначе ты… ммфм! У нее ужасный вкус, Эрик!
И тот, виновато улыбаясь, стер большим пальцем пену с губы Чарльза, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать его, снова пачкая его лицо…
— Что это, Чарльз? — спросил Эрик неуверенно, и удивленно разглядывая доску.
— Я потерял несколько фигурок и из маггловского набора, и из Посвященного Второй Волшебной Войне, — застенчиво ответил он. — И чтобы получить хоть один полный, я просто перемешал оба.
— Это чертовски неудобно, — произнесла фигурка слона в виде Рона Уизли, — быть на одной доске с этими мертвыми пластиковыми остолопами.
— У меня все еще есть черные слоны, — произнес Чарльз, — но, думаю, ты предпочтешь “мертвых болванов”, учитывая, что они — Люциус и Драко Малфои, и любят менять сторону без предупреждения.
— Мне нравится твое предположение, что я захочу играть черными.
— Ну, так было всегда.
— Но я никогда бы не счел себя кем-то вроде Волдеморта, — Эрик поднял бледную ухмыляющуюся безносую фигурку черного короля, глядя на него с неодобрением.
Чарльз позволил себе на мгновение смягчиться при виде презрения Эрика. У него могли быть неприятные представления о чистоте крови, но он не был Гитлером.
Но даже не будучи им, Эрик все равно не имел права оправдывать статус “Не Слишком Порядочного Человека”. Но, все же, было хорошо, что Эрик ограничивался минимумом.
— Странно быть живой историей, — пробормотал Эрик, ставя Волдеморта на место. — Интересно, они играют фигурками, изображающих их самих?
— На самом деле, относительно мало из них еще живы, — Чарльз не смог подавить грусть в голосе, бросая взгляд на миниатюрных Люпина, Дамблдора, Снейпа. Он так долго и жадно изучал все истории, что ему иногда казалось, что он лично знал их.
— Достаточно для того, чтобы коридоры были переполнены их неконтролируемым потомством, — проворчал Эрик, взяв со столика свой полупустой бокал с пивом.
Чарльз рассмеялся.
— Так ты уже столкнулся с феноменом, известным как Банда Поттера? — Джеймс Поттер, Фредди Уизли и Тедди Люпин были ужасом школы вот уже на протяжении нескольких лет, справляться с ними помогали только Виктуар и Доминик, а в этом году прибыли еще несколько младших — две младшие девочки Уизли и брат Джеймса Поттера, Альбус, после чего хаос воцарился с новой силой. По большей части, к счастью, они были гриффиндорцами, следовательно, проблемой Логана, хотя тот скорее поощрял их.
— Необузданные дикари, все они, — распалялся Эрик, — за исключением твоей Доминик, и я подозреваю, что это только потому что она умеет держаться тихо. Они думают, что им все с рук сойдет и, черт, так оно и есть, они развязные, жестокие и никогда не слушают, но всегда знают правильные ответы…
— Они все неплохие дети, просто тебе нужно заслужить их уважение, — произнес Чарльз, двигая пешку. — Они выросли знаменитостями, хотя это даже не их заслуга, и им нужна твердая рука.
— О, не беспокойся, они ее получат, — улыбка Эрика настораживала. Он выдвинул коня — Амикуса Кэрроу — вперед своих пешек.
— А как дела со слизеринцами? — спросил Чарльз и внимательно слушал, как Эрик расписывает ему разнообразные недостатки и достоинства своих учеников; Эрик был приятно удивлен дисциплинированностью своих старост, неприятно — проблемами, связанными с поведением братьев Эшворт, убеждал его, что у профессора Логана зуб на его факультет. Много говорил о Скорпиусе Малфое, для которого явно стал любимым учителем.
— Он ходит за мной повсюду, — произнес Эрик с раздражением. — Оборачиваюсь, а он там, ничего ему не надо, просто ходит, предлагая во всем помощь и ловит каждое слово. Это бесит. И это все равно не даст ему преимущества перед другими мальчиками, если уж на то пошло.
— Он очень близок со своим отцом, я думаю, — откликнулся Чарльз, — поэтому скучает по нему. А ты, кажется, был выбран в качестве его заместителя, — он знал, что улыбается Эрику с опрометчивой нежностью, но просто не мог ничего с этим поделать. Эрик был оживлен, такой пылкий, от него исходили одновременно и любовь, и понимание, одновременно смешиваясь с раздражением и почти ликованием. Это все было до боли знакомым, и чем дальше, тем шире Чарльз улыбался, поскольку альтернативой было бы сбежать из этой комнаты, но он не мог этого сделать.
— Поосторожнее, — произнесла его фигурка Дамблдора, когда он передвинул ее, чтобы взять Беллатрикс Лестрейндж Эрика, о, да, у него бы не получилось. Чарльз быстро поставил ее назад и вместо этого сделал ход ладьей. — Сегодня ты не сосредоточен на игре, юноша, — сказал Дамблдор. — Сосредоточься, иначе могут возникнуть серьезные проблемы, — он бросил взгляд в сторону Эрика.
Тот замолчал, сосредоточенно изучая доску. Свечи в комнате гасли, одна за другой, пока не остался гореть один только камин; пламя колыхалось и трещало, давая рыжеватые отблески на волосы Эрика. С мгновение Чарльз почувствовал невыразимую легкость, дыхание перехватило, когда он наблюдал за огнями, танцующими на руках Эрика, волосах, плечах и в глазах, сощуренных, бледных, не изменившихся. Эрик потянулся к пешке, кусая нижнюю губу, и Чарльз вздрогнул.
— Замерз? — спросил Эрик, переводя взгляд на него. — Камин скоро потухнет, — он потянулся было за кочергой, но случайно задел металлическую решетку камина. Эрик отдернул руку, шипя, и Чарльз оказался рядом с ним быстрее, чем сам смог это понять, опускаясь на колени возле стула, и взял его за запястье, переворачивая ладонь, чтобы увидеть ожог.
— Ужасно, — пробормотал он, вытаскивая другой рукой палочку. — Это должно помочь. Тепеско! — мягкая голубовато-зеленая вспышка осветила ожог и втянулась в него, краснота немного спала. — Завтра сходи к мадам Помфри, пусть даст тебе противоожоговую мазь, она чудесно помогает.
— Конечно, — произнес Эрик. — Спасибо.
Чарльз осознал, что не встает и не отпускает руку Эрика. Кончиками пальцев он ощущал его пульс. Тот ускорялся.
Очень медленно Эрик поднял их руки, прижимаясь губами к ладони Чарльза.
— Спасибо, — снова пробормотал он.
Чарльза бросило в дрожь, и он подозревал, что упал бы на колени, если бы сейчас уже встал. Он пытался не смотреть на Эрика, но все равно не отводил взгляда, даже когда тот чуть наклонился, продолжая целовать запястье Чарльза. Чарльз провел пальцами по подбородку Эрика, и только тогда тот прикрыл глаза.