— Мы тоже были друзьями, так ведь? — услышал Эрик от самого себя. Он не мог сказать, что она была таким же приоритетом в его жизни, как Чарльз, но он все равно по ней скучал. Больше, чем думал.
— Да, — признала Рейвен неохотно. — Мы были друзьями. Пока ты не причинил боль Чарльзу.
— Я не хотел. Я никогда бы так не поступил.
— Ты так поступил.
Он выдохнул, опираясь о стену. Молчание затянулось.
— Я не знаю, сказала ли тебе спасибо, — произнесла Рейвен. — Ты спас… не мою жизнь, даже не рассудок, на самом деле, но ты спас что-то во мне. Тем поцелуем. Чарльз… Чарльз просто не понимал. Он просто продолжал уверять меня, что они найдут способ это исправить.
“Этим” было экспериментальное заклятие по трансфигурации, которое взорвалось в лицо Рейвен, подавив ее способность к метаморфии, и сделало кожу синей на большую часть семестра. Конечно, это даже близко не сравнилось бы с фурором, который мог бы произойти в маггловской школе, но и не означало, что никто не смеялся, не дразнился и не вздрагивал от ее вида. Несколько месяцев никто не был уверен в том, что это удастся излечить.
Эрик застал ее плачущей в библиотеке и сделал единственную вещь, которая пришла ему в голову, чтобы показать, что она все еще красива. Она была красивой, и тот поцелуй был по-своему приятен. Вспоминая его, он набрался смелости, когда появилась Магда, после… после Чарльза. Конечно, все сработало как нельзя лучше.
— Всегда пожалуйста, — сказал Эрик.
Рейвен закусила губу.
— Это не удержит меня от использования того проклятия импотенции, которое я нашла. Если ты снова причинишь боль Чарльзу.
— Что и требовалось доказать, — сухо произнес Эрик.
Они кивнули друг другу, словно дуэлянты, и она ушла.
***
Эрик вернулся в свою комнату через несколько минут, пытаясь успокоиться, наконец-то получив возможность выпить и попытаться что-нибудь вспомнить. Но расслабиться и сосредоточиться на том, что он хотел увидеть, оказалось трудно, и единственным, что приходило в голову, были не воспоминания из его детства, в Дюссельдорфе, но то, что произошло в Хогвартсе десять лет назад.
За день до выпускного, капитан слизеринской команды, Паркинсон, назначил последнюю тренировку по квиддичу, просто чтобы повеселиться. Чарльз не хотел, чтобы он шел, и закончилось все укороченной версией их обычного спора:
— Перестань ныть, Чарльз, у меня могут быть друзья, я не могу проводить с тобой все свое время!
— Это не то… ты никогда не… Ладно, хорошо, не важно, делай, что хочешь!
Поэтому он ушел и отлично провел время, носясь вокруг квиддичного поля в последний раз, лупя бладжеры с другим загонщиком, Хиггсом, — тоже выпускником — пока они оба не выдохлись и не устали смеяться. Неприятные вещи, которые он наговорил Чарльзу, оставили осадок, но он ведь все уладит, как всегда.
На закате они возвращались в замок, Паркинсон обнял его и Хиггса за плечи и начал жаловаться о том, что они уходят с нехарактерной ему сентиментальностью:
— Я не знаю, кем вас можно заменить, парни, просто не знаю, — произнес он. — Вы были лучшими загонщиками из всех, и достойными своего факультета!
Эрик не мог не улыбнуться, польщенный внезапным комплиментом.
— Я старался изо всех сил, кэп.
— Да? Шляясь с грязнокровками, ты это имеешь в виду? — Хиггс, смеясь, ткнул в него метлой. — Ты и этот щеночек Ксавьер.
Эрик старался не покраснеть.
— Да, ну, кто-то же должен делать мою домашку. Ксавьер довольно умен для грязнокровки.
— И тебя даже не коробит, что этот щенок безнадежно в тебя влюблен, — издал смешок Паркинсон.
— Ха, я так и знал! — победно произнес Хиггс. — А он симпатичный вообще-то. Признавайся, Леншерр, ты так и позволил этой любви остаться без ответа?
— Брось, неужели бы я так поступил? — и все, что он имел в виду, что он бы вряд ли бы пользовался тем, кто в него влюбился, но смысл получился совершенно другим, но он не стал исправляться, потому что Хиггс и Паркинсон дружно заржали, присвистывая и поздравляя его, и Эрик внезапно понял, как же старательно избегал разговоров на эту тему. И тут же задался вопросом, почему же сейчас все-таки говорит, почему эти люди вообще могут быть его друзьями, но, ладно, все же уже почти выпуск. Поздно метаться, скоро это будет вообще неважно.
Внезапно ему захотелось быть с Чарльзом, извиниться за то, что огрызался на него, провести их последнюю ночь в Хогвартсе, играя в шахматы в их секретном месте на крыше или просто пообниматься. Но он не мог найти ни его, ни Рейвен, а когда, наконец, догадался попросить одного из рэйвенкловцев поискать их в Башне, тот сказал, что их там нет.
Он не видел Чарльза до самой церемонии утром; тот выглядел ужасно: бледный, заспанный, дрожал.
— Ты в порядке? — Эрик попытался незаметно взять его за руку, закрывая широким рукавом парадной мантии, но Чарльз, возможно, не заметив этого, отстранился.
— Все хорошо, — коротко бросил Чарльз, не глядя на него.
Во время церемонии и после, когда лодка последний раз отвезла их за Озеро, во время последней поездки на Хогвартс-Экспрессе до вокзала Кингз-Кросс, Чарльз был молчалив и отстранялся. Грустил, покидая Хогвартс? Все еще злился на их ссору прошлым вечером? Но он бы точно не стал портить из-за этого сегодняшний день.
Когда они прибыли на Кингз-Кросс, еще оставалось двадцать минут до следующего поезда, первого из множества на тех маршрутах, которые они распланировали с таким энтузиазмом; это должно было быть безумное путешествие, чтобы отпраздновать их выпуск. На карте были отмечены все магические места — Годрикова Впадина, Литтл-Хэнглтон, Гриммо. Эрику, на самом деле, было плевать, куда они отправятся, он просто хотел путешествовать с Чарльзом, ему нужно было это, что-то вроде поездки на медовый месяц, только они вдвоем, никаких больше осуждающих взглядом, чтобы не прятаться. Чарльз же был одержим самой идеей поездки.
А сейчас он просто стоял на платформе, не глядя ни на что.
Почти в отчаянии Эрик подошел к нему сзади, обвивая руки вокруг его талии — кажется, это было самым открытым проявлением его чувств на публике, какое он только себе позволял — и пробормотал Чарльзу на ухо:
— А ты красивый, знаешь?
Жестким и самым ледяным голосом, каким только Эрик от него слышал, Чарльз ответил:
— Так мне говорили. А ты не из тех, кто позволит любви симпатичного и отчаянно влюбленного остаться без ответа, так? В конце концов, кто-то должен делать твою домашку, а я довольно умен для грязнокровки.
И в тот момент, испытывая ужас, как в свободном падении, Эрик совершил худшую ошибку в своей жизни. В этой ситуации единственным выходом было бы застыдиться, признаться, но вместо этого он разозлился, разозлился настолько, что совершил непростительную глупость, он начал предъявлять встречные обвинения, нападал, вместо того, чтобы защищаться. И все это закончилось тем, что Чарльз, с глазами, полными слез, послал его, подобрав самые точные и осознанные слова, построив неимоверно сложную грамматически фразу, прежде чем повернуться, чтобы уйти.
Эрик схватил его за руку, и Чарльз обернулся к нему, прорычав:
— Отпусти меня, Эрик.
И Эрик знал, что только последний дурак сделал бы это, но его рука разжалась, и Чарльз исчез в толпе.
А сейчас, после десяти лет молчания, у Эрика наконец появился шанс исправить эту ошибку, если бы он только понял, как.
Его тошнило от самого себя; поднявшись со стула, Эрик отправился в ванную комнату готовиться ко сну.
========== Глава 5. ==========
Чарльз сделал глубокий вдох, сунув коробку с шахматным набором под мышку и постучал в дверь комнаты Эрика.
Ответа не было так долго, что он уже собирался было развернуться, чувствуя и разочарование, и облегчение. Затем дверь открылась; Эрик, уставившийся на него, выглядел ошарашенным.
Ошарашенный и только что из душа, как понял Чарльз; волосы были влажными и взлохмаченными. На Эрике был темный халат, накинутый поверх… ничего.