Конни отрицательно качает головой.
— Как думаешь, какие доказательства следует предоставить?
— Минимальные, — отвечаю я. — Каждый из нас напишет письмо длиной в страницу, объясняя судье, что мы находились в состоянии опьянения. Скажи, что ничего не помнишь, соври, мне все равно. Но сделай его проникновенным и убедительным. Готов поспорить, судьи получают слишком много таких в неделю, и все они сливаются воедино.
На мгновение Конни впивается зубами в нижнюю губу, размышляя.
— Верно. А если мы утопим судью в бумажной волоките, скорее всего, нам откажут из принципа. Или из вредности.
— Да, — говорю я.
Мне жарко и слишком влажно, и находиться рядом с ней — и в таком, и в обычном виде — странно. Как-то тревожно.
Я хватаю подол футболки и поднимаю ее, чтобы вытереть лицо. Взгляд Конни падает на пресс.
Интересно. Несмотря на ненависть, она тоже находит меня привлекательным. Я криво ухмыляюсь.
— Нравится то, что видишь?
— Не смеши, — она прислоняется к дереву и открывает папку. — Я собрала кое-что хорошее. Думаю, сокращение некоторых документов и добавление их к письмам может сработать.
— Как тебе удается быть любимицей учителя, даже вне университета?
— А как тебе удается раздражать, даже вне университета? — резко отвечает она, держа в руках документ. — Вот, например этот. Доказательство «А».
Я беру документ. В нем содержится подробный список всех выпитых нами напитков и шотов, а также ее банковские выписки и квитанции.
— Добавь ты свои, — отмечает она, — было бы убедительнее.
— Это делает нас похожими на алкоголиков, — говорю я.
— Но помогает. Посмотри дальше.
Я переворачиваю страницу и пробегаю глазами по хронологии вечера с указанием примерных временных промежутков. Господи.
Она смотрит поверх моей руки.
— Посмотри следующую.
Я стискиваю зубы. Я еще не закончил с той. Конни использовала чертов мелкий шрифт, и моя дислексия11 ненавидит это. Конечно, она в основном ненавидит буквы, но чем меньше шрифт, тем труднее разобрать чертовы символы. Я очень много работал, чтобы построить жизнь таким образом, чтобы не читать крошечные слова в документах. Помощник занимается этим.
— Знаешь, если хочешь сыграть на том, что мы были пьяны до беспамятства, то способность вспомнить каждый напиток подрывает этот аргумент, — я переворачиваю страницу и протягиваю ей папку. — «В 2:47 ночи мы ели гамбургеры и делили картошку фри по-домашнему в «Ин-Н-Аут12», — цитирую я. — Принцесса, ты же наверняка способна на большее.
Ее взгляд встречается с моим. Глаза поражают своим цветом, нежным зеленым. Не знаю, замечал ли это раньше, но, стоя под кронами деревьев, это поразительно очевидно.
И они полны ярости.
— Я окончила университет с отличием, — говорит она. — Я чертовски фантастический юрист, и целую неделю работала над делом об аннулированием брака. Сколько времени тебе понадобилось, чтобы прийти к идее с письмом? Просто еще один пример того, что ты плывешь по течению.
Я растягиваю губы в самодовольной усмешке, которую, как знаю, она ненавидит.
— Работай умом, а не силой.
— Боже, не могу дождаться, когда аннулирование будет одобрено, — она качает головой и делает шаг назад, взгляд полон отвращения. — Тогда мы сможем снова ненавидеть друг друга издалека и очень редко вблизи.
— О, да ладно. Раздражать тебя слишком весело. Я никогда не остановлюсь.
— Да, и я это знаю.
Я достаю телефон из заднего кармана.
— Я уже написал письмо.
— Был настолько уверен в своей идее?
Я киваю на ее огромную папку.
— А ты была настолько уверена в своей?
Она хмурится и протягивает руку.
— Отлично. Дай прочитать.
Я отдаю телефон и внимательно слежу за движениями ее пальцев. Я бы не удивился, если бы Конни залезла в почту для какого-нибудь корпоративного шпионажа, но она просто прокручивает вниз.
— Хорошо, — произносит она задумчивым голосом. — Я поняла.
Я ухмыляюсь.
— Это убойное письмо.
Ее губы поджимаются.
— Да, оно имеет свои достоинства.
— Личное, привлекательное, честное, и судье понадобится не больше пяти минут, чтобы его прочитать, — уверенно говорю я. — И оно не скучное.
— Да поможет Бог, если это станет новым стандартом для юридических документов.
— Это не так, но точно не повредит, — я забираю телефон и кладу его обратно в карман. — Уделяй внимание эмоциональным элементам, а не формальностям.
— Почему у меня такое ощущение, — говорит она, — словно ты наслаждаешься происходящим?
Не наслаждаюсь. Единственная хорошая часть этого – куча времени, чтобы ее раздражать. Но я просто дарю Конни еще одну улыбку.
— Это ты втянула нас в этот беспорядок. Я просто добрый самаритянин, помогающий выбраться из него.
— Я?! — восклицает Конни. — Ладно, может быть, свадьба в Вегасе была моей глупой шуткой, но ты настаивал. И определенно был тем, кто хотел этого. Ты бросил мне вызов, прямо у часовни!
Я поднимаю руки.
— В любом случае, ты первой предложила.
— Ты перечислил причины, почему это хорошая идея.
— Я тоже был пьян, — говорю я. — Так что? Будешь работать над письмом?
— Да, но хочу сохранить список выпитых напитков.
— Нужно сделать его менее совершенным, — говорю я, — иначе никто не поверит в то, что это было пьяным бредом.
— Просто включим в дело чеки. Пришлешь свои?
— Да.
— Хорошо, — говорит она и снова кивает. — Отлично. Ладно. Если сделаешь все до обеда, я смогу отправить письмо.
Я снова поворачиваю шею. Головная боль подстерегала меня всю неделю, как тиски вокруг черепа, и я чувствую, как она подкрадывается.
— Отлично. Тогда я посмотрю, смогу ли его подписать.
— Очень смешно.
— Не уверен, что шучу.
— Ты не подпишешь форму аннулирования? Что, хочешь что-нибудь за это?
На ее лице явное недоверие. Которое, уверен, вызвал не только я.
— Может быть, просто хочу услышать, как ты об этом попросишь, — говорю я.
Я ублюдок, что делаю это, когда она так измотана. Но как только документы будут поданы и одобрены, на этом все. Сделано. Закончено.
И я не могу найти в себе силы отпустить ситуацию.
— Я бы никогда этого не сделала, — говорит Конни.
Я задумчиво постукиваю по подбородку.
— Отлично. Тогда признай, что я лучший юрист.
Она усмехается.
— Я не лгунья.
Я поднимаю бровь.
— Скажи, что «Томпсон Интерпрайзес» лучше «Контрон».
— Ладно, теперь ты просто смешон. Ну давай же. Чего на самом деле хочешь?
Я наклоняюсь ближе.
— Назови меня своим мужем, принцесса. Лишь раз.