Но я все равно вылезаю из постели. Ополаскиваю лицо холодной водой и смотрю в зеркало. Лицо опухло, волосы взъерошены. Но самое худшее — глаза. Они передают пронизывающее до костей изнеможение, предвещают медленную, мучительную усталость, чреватую ошибками, которые еще предстоит совершить.
А сегодня я должна быть на высоте, предельно собранной и внимательной.
Я одеваюсь и делаю макияж, не отрывая взгляд от телефона. Алек все не звонит. Знаю, он проснулся — как и всегда, чтобы позаботится о детях — и уже знает. Конечно, знает.
Но сдерживается.
Нейт же поступает иначе. Он звонит в шестой раз, пока я пью утренний кофе, и наконец отвечаю.
— Привет, — произношу я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Приятно снова слышать твой голос.
Брат тяжело вздыхает.
— Не время строить из себя невинную овечку.
— Думаешь? Я полагаю, сейчас самое подходящее время.
— Какого черта ты натворила? — спрашивает Нейт, пытаясь перебить громкий шум автомобиля и голоса людей.
— Гуляешь? — я помешиваю ложкой кофе. — Этот разговор должен быть конфиденциальным.
— Возвращаюсь в отель. Теперь говори. В какую передрягу ты вляпалась?
— Ни в какую, — отвечаю я, голос уверенный. Отлично. Это нечто вроде репетиции перед тем, как придется встретиться с Алеком и папой. — Прости, что скрывала от тебя отношения, но мы хотели сохранить их в тайне, пока все не… уляжется.
— Чушь собачья, — отрезает Нейт.
Он никогда не был таким же амбициозным и хладнокровным, как Алек, но его эмоциональный интеллект значительно выше.
Возможно, убедить его будем значительно сложнее.
На фоне послышался хлопок закрывающейся двери.
— Ты ненавидела Габриэля Томпсона всю жизнь, — упрекает Нейт. — Я помню, как ты жаловалась на то, что он получает незаслуженные оценки и списывает на контрольных. Ты невзлюбила его не потому, что он Томпсон, а за то, каким человеком является. Так как же Габриэль втянул тебя в это?
— Он меня никуда не втягивал, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Мы тайно встречаемся уже несколько месяцев. Это не повлияет ни на его бизнес, ни на наш.
— Ты лжешь, Кон, — говорит он с недоверием. — Возможно, папа или, может быть, Алек в это и поверят, но я все слышу. Ты репетировала.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с нарастающей паникой.
— Возможно, я немного приукрашиваю.
— Я убью этого сукиного сына Томпсона и оставлю…
— Нет-нет, это такая же моя ошибка, как и его. Как бы ни было больно это признавать.
Нейт на мгновение замолкает.
— Ты сможешь впутаться из этого?
— Я уже связалась с лучшим адвокатом по бракоразводным процессам в городе.
— Хорошо, — говорит он немного более спокойно. — Так за бред в стиле «мы влюблены» ты несешь? Пытаешься спасти репутацию?
Я ставлю чашку кофе с большей силой, нежели рассчитывала.
— Конечно, пытаюсь, — шиплю я сквозь зубы. — Можешь себе представить, что произойдет, если мы не скроем произошедшее? Скандал и без того достаточно громкий, но если люди узнают, что это пьяная ошибка…
Нейт сочувственно вздыхает.
— О чем ты вообще думала, Конни? И, для справки, я не перестаю считать, что Габриэль тобой воспользовался.
— Хотелось бы верить, что во всем виноват он, — бормочу я.
Возможно, так оно и произошло. Если бы Габриэль это каким-то образом спланировал и продумал заранее… но весь это была моя идея. И в глубине памяти, запрятанный запретным воспоминанием, хранится образ того, как мы стоим в часовне, нас объявляют мужем и женой, а Габриэль улыбается — и это чувство.. было приятным. Даже потрясающим.
— Но послушай, Нейт. Я должна представить это как настоящие отношения. Не могу допустить, чтобы люди думали, что я… что просто… это меня погубит. Ты же знаешь. Папа никогда больше не позволит мне работать!
— Он все равно может так поступить, – ворчит Нейт. Но затем тяжело вздыхает. — Ладно. Хорошо. Я помогу тебе.
— Поможешь?
— Да. Алек звонит целый час, не переставая, но я игнорировал его, пока не поговорю с тобой.
— Серьезно?
— Да.
У братьев разница всего три года. Они росли согласно корпоративной этике, и сейчас Нейт активно руководит расширением компании в Европе, подчиняясь непосредственно Алеку. И пусть они разные как личности, все равно очень близки.
Настолько, насколько вообще позволяет недоверие Алека.
— Спасибо, — шепчу я. За то, что Нейт встал на мою сторону… — Обещаю, это не значит, что я плохой юрист или не ценный сотрудник компании.
— Я знаю, — говорит Нейт.
От этих слов у меня перехватывает дыхание. Это не то, что сказали бы папа и Алек, и, вероятно, ни один из сотрудников. Нейт всегда был на моей стороне, более понимающим, непринужденным.
— Спасибо, — повторяю я.
Я вот-вот расплачусь, а сейчас даже не семь тридцать.
— Не бери в голову. Я отвечу на звонок Алека, как только завершим звонок. Что ему сказать?
Я делаю глубокий вдох и приступаю к легенде, подбрасывая Нейту достаточно фальшивых деталей, чтобы тот мог убедительно притвориться, что знал обо всем с самого начала. Возможно, это единственное, что поможет убедить Алека.
Спустя пятнадцать минут после завершения звонка, я получаю сообщение от отца. По спине пробегает смесь страха и ледяного ужаса.
Немедленно приезжай домой. Нам нужно поговорить. Не бери Томпсона.
Такси везет меня по извилистым дорогам в Аппер-Ист-Сайд, где находится пентхаус отца. Тот самый, в котором я провела детство. Декор остался неизменным, который с огромной любовью подобрала мама, а в ее части шкафа до сих пор хранится одежда.
Папа большую часть времени проводит в других местах. В охотничьем домике в Монтане, в просторном пляжном доме во Флориде или на белоснежной яхте в штате Мэн. Все это — плоды его упорного труда, как и коллекция роскошных часов и произведений искусства. Думаю, он все еще пытается научиться наслаждаться свободой, которую предоставляет богатство.
Он по-прежнему управляет семьей и компанией «Контрон» твердо и безжалостно. Только теперь делает это, сидя в шезлонге.
Я поднимаюсь на знакомом лифте к семейной квартире. Теперь это скорее музей, нежели дом. Персидский ковер покрывает паркетные полы, стены отделаны панелями. Я прохожу мимо столовой с массивным столом из красного дерева на десять персон, за которым редко собиралось более четырех человек. В обычно тихом пентхаусе, как и раньше, тикают старинные напольные часы.
Папина домработница робко улыбается и сообщает, что они в гостиной. Во взгляде читается предчувствие беды и волнение, словно зная, что я иду на расстрел.
Я расправляю плечи и спокойно вхожу в гостиную. Это огромное и роскошное помещение, украшенное дорогой мебелью из темно-синих тканей. Книжные шкафы тянутся вдоль стен, а на них расположились фарфоровые статуэтки, когда-то собранные мамой. Папа сидит в кожаном кресле, Алек стоит у камина, по струнке выпрямив спину, а Лорен Хаммер, главный операционный директор «Контрон», сидит в одном из кресел напротив. Ее глаза холодны, словно льды Северного полюса.