Напряжение настолько сильное, что болят плечи. Один неверный шаг, и он набросится. Я знаю это. Поскольку сама никогда не упустила бы шанс сделать то же самое.
— Итак, — говорит он, понижая голос. — Пить в одиночку, а потом трахаться с барменом. Это и есть твое определение праздника?
— Ну, это определенно лучше, чем разговаривать с тобой, — мой голос болезненно сладок, и его челюсть напрягается. Габриэлю не нравится, когда я говорю таким тоном.
Отлично.
— Если хочешь, чтобы я ушел, то все, что нужно сделать, это попросить.
Я встречаюсь с ним взглядом.
— Никогда.
Его рот растягивается в улыбке.
— Предсказуемо. Я и не ожидал чего-то меньшего.
Голова начинает мутнеть, когда я поворачиваю ее в сторону мужчины. Знаю, следует притормозить. Судя по румянцу, омрачающему его высокие скулы, бурбон не первый за вечер. Где бы он ни был ранее, Габриэль тоже пил.
Опасно, предупреждает голос внутри. Ничто из сказанного ранее не является безопасным. Внутри организации «Томпсон» все может и будет использовано против меня.
— Я видела статью в «Нью-Йорк Глоуб», — говорю я.
Он полностью поворачивается. Пиджак расстегнут, как и верхняя пуговица белоснежной рубашки, из-под которой видны волосы на груди.
— Не могу дождаться, чтобы услышать, что ты думаешь.
— Отлично выполнено, — говорю я. — Написано, несомненно, хорошо, хотя это скорее заслуга журналиста, нежели твоя.
— Естественно, — говорит Габриэль. — И когда выйдет твое интервью?
— Очень смешно.
Он усмехается.
— К тебе тоже приставал Гудрич из Национальной Ассоциации?
Я закатываю глаза.
— Да.
— Мужик отправил моему помощнику столько сообщений, что его можно было принять за любовника.
— Как ты от него избавился? — спрашиваю я.
— Ну, сказал, что достану ему приглашение на одну из летних вечеринок в Оук-Хилл.
Мои глаза расширяются от удивления. Оук-Хилл — поместье семьи Томпсон в Коннектикуте. Оно принадлежит семье уже почти столетие, которая известна тем, что проводит там выездные мероприятия компаний, семейные встречи и встречи с инвесторами.
— И он поверил в то, что ты действительно это сделаешь? — спрашиваю я.
Рот Габриэля растягивается в улыбке.
— Поверил.
Я смеюсь. В голове легко.
— Отлично сыграно.
— Это настоящий комплимент?
— Не привыкай, — говорю я и поднимаю стакан.
Габриэль смотрит на него темными глазами.
— За что пьем?
— За соперничество длиною в жизнь, — говорю я. — Пусть ты всегда подталкиваешь меня стать намного лучше.
Мужчина поднимает стакан.
— За соперничество, — соглашается он, глядя на меня, — и за мою неизбежную победу.
2. Конни
Я открываю глаза, кажущиеся склеенными, покрытыми коркой, словно заснула, не смыв макияж. Такого не происходило уже много лет.
Я поворачиваю голову на пушистой гостиничной подушке, моментально охваченная головной болью. Она стучит внутри черепа, словно кто-то, пытающийся выломать запертую дверь.
Дерьмо.
Я лежу совершенно неподвижно и провожу руками по лицу, останавливаясь, чтобы помассировать виски. Боже, я слишком много выпила прошлой ночью. Закрадывается подозрение, что знала это, напиваясь, и все же не остановилась. Такого не случалось уже много лет.
Тело ощущается тяжелым от похмелья и недостатка сна. Тот тип усталости, из-за которого мышцы болят, а суставы ноют, словно после тренировки.
Если бы только это было причиной.
Я сажусь и осматриваю номер. Здесь светло, шторы раздвинуты, освещая бежевые стены и плюшевый ковер.
Но тут взгляд цепляется за дверь в ванную. Двери, находящейся справа. А моя была слева. Разве нет? А чемодан я хранила на дубовой подставке в углу…
Его нет. Подставка для багажа пуста.
Я не в своем номере.
— Черт, — бормочу я.
Должно быть, это его комната. Габриэля.
Воспоминания возвращаются. Перепалка в баре отеля. Мы слишком много выпили, и тогда я бросила Габриэлю вызов — сыграть в покер. После чего исчезла в казино вместе с ним.
Я заглядываю под роскошное одеяло. На мне белье. Бюстгальтер и трусики, но больше ничего. Коктейльное платье пропало.
Дерьмо. Дерьмо!
Я не спала с ним. Неужели была настолько пьяна, чтобы сделать это и забыть? Нет. Никогда, даже в пьяном состоянии. Я уже спала с ним ранее… и даже если всего раз, это не то, что я могла бы забыть.
Целую минуту я лежу в полной тишине, но ничего не слышу из остальной части люксового номера. Ни звука. А другая сторона кровати идеально заправлена.
Значит, его здесь нет.
Я выскальзываю из кровати и нахожу на прикроватной тумбочке большой стакан воды и пачку аспирина. В желудке возникает ощущение тяжести, не имеющее ничего общего с похмельем. Должно быть, он оставил это.
Как я смогу такое пережить?
Телефон лежит рядом, заряжается. Неужели это сделала я? Пожалуйста, будь оно так. Я не смогу вынести эту самодовольную, высокомерную улыбку, если он станет надо мной насмехаться. Ты точно не сможешь справиться с алкоголем.
Что мы, собственно, сделали? Выпили слишком много, да. Разговаривали, и я помню то тяжелое ощущение нервозности, предвкушения, которое всегда возникает, когда нахожусь рядом с ним.
Следует быть осторожной со словами, но я хочу победить, поскольку все наши взаимодействия за последние несколько лет, пусть и краткие, были наполнены соперничеством.
Я разблокирую телефон. На экране появляется множество встревоженных сообщений от помощника. Я пропустила рейс.
Вот же черт.
Теперь тошнота кажется реальной и сильной. Не могу поверить, что поставила себя в такое положение. Ненависть пронизывает меня, и большая ее часть направлена не на Габриэля.
Я нахожу коктейльное платье, брошенное на спинку дивана, и надеваю. Оно помято, а ноги протестуют, когда я надеваю на них туфли-лодочки.
Зеркало показывает все, что мне нужно знать о состоянии макияжа. Я захожу в ванную, заметно пустую и без каких-либо его вещей, и оттираю тушь под глазами. Не могу же я идти по коридору к своему номеру в таком виде.
Пока я умываюсь, возвращается еще больше воспоминаний.
Шоты в баре «Белладжио». Какое-то пари, соревнование, кто лучше играет в покер. Кто победит.
Еще больше выпивки. Клуб, пульсирующая музыка.
А потом…
Мы не могли. Я никогда бы не…
Ни за что не свете.
Но воспоминания ясны, даже несмотря на похмельное оцепенение.
Габриэль стоит возле часовни в Лас-Вегасе, его глаза горят, а волосы развеваются на ветру.
— Спорим, не сможешь, принцесса.