— Да, — выдыхаю я.
Толчки становятся яростнее, быстрее.
— И я устал притворяться, что это не так – мы оба устали.
33. Конни
На следующее утро я просыпаюсь отдохнувшей. Теплый летний свет струится в окно. Габриэль спит рядом, и в теле разлита приятная, сладкая боль — от предобеденных и послеобеденных занятий.
Но настроение мгновенно падает, стоит лишь взглянуть на телефон. Сообщение от Алека.
Алек: Приходи ко мне в офис как можно скорее. Это важно. Папа здесь.
А сразу под ним — письмо от Нейта. Он сейчас в Лондоне, не спит уже несколько часов, но сообщение пришло всего сорок минут назад.
Нейт: Боюсь, они раскрыли твою маленькую шараду, Кон. Извини. Позвони, если захочешь.
Тело леденеет.
Не оттаивает ни под горячим душем, ни под обжигающим глотком кофе, который я пью в такси по дороге в офис. Напротив — страх оседает глубже, превращается в тяжелую тошноту где-то под ребрами.
Рабочая атмосфера кажется до боли знакомой. Просторный вестибюль офисного здания, лифт, поднимающий меня на двадцать первый этаж, помещение, полностью управляемое компанией. Моей семьей. Нашим королевством — тем самым, в котором я всегда мечтала жить, за которое хотела бороться.
Сотрудники кивают при встрече, и я отвечаю им такой же кивком, стараясь сохранить на лице спокойную, нейтральную улыбку.
Я заглядываю в свой кабинет — только чтобы оставить сумочку — и тут же направляюсь по длинному коридору к угловому офису. Когда-то он принадлежал отцу. Теперь — Алеку. На двери золотыми буквами сияет надпись «Генеральный директор». В других офисах двери стеклянные, в духе прозрачности и открытости. Здесь же деревянная.
Помощник Алека звонит, чтобы сообщить о моем прибытии. Спустя несколько секунд дверь распахивается сама. Автоматически — одна из тех функций, которыми Алек управляет со своего стола.
Король, которому не нужно вставать с трона.
Я вхожу.
Алек сидит за столом. За его спиной, опершись на стеклянную стену, стоит отец. Он одет небрежно: брюки цвета хаки, рубашка на пуговицах, солнцезащитные очки на голове. Похоже, собирался покататься на лодке или поиграть в гольф. День обещал быть интересным. Я испортила его планы. И, вероятно, всерьез разозлила.
Оба хмурятся.
— Доброе утро, — говорю я.
— Констанция, — отвечает отец. — Садись.
Я послушно опускаюсь в кресло, стараясь не обращать внимания на рой нервов в животе. Кофе был ошибкой. Нужно быть сосредоточенной, собранной, готовой к тому, что ожидает впереди.
Алек смотрит на меня по-доброму. Это и сбивает с толку — взгляд мягче обычного, как будто ему жаль меня. А это совсем на него не похоже.
— Я хочу тебе кое-что показать, — говорит он и разворачивает ноутбук.
На экране — зернистое изображение. Он нажимает клавишу, и картинка оживает.
Это видео.
По странному углу съемки понятно, что запись сделана камерой видеонаблюдения. В желудке урчит, как только я узнаю здание. Часовня, в которой мы поженились. Прямая трансляция из Лас-Вегаса.
— Что это? — спрашиваю я.
— Подожди, — отец по-прежнему стоит позади Алека.
Его взгляд тяжелый. Если Алек выглядит сочувствующим, то отец — разочарованным.
Я смотрю на видео как раз в тот момент, когда двери распахиваются. Из них вываливаются двое. На одной — сбившаяся набок вуаль, в руке другого — сигара.
Габриэль и я.
В правом верхнем углу экрана мигают красные цифры — встроенные часы системы наблюдения беспристрастно фиксируют компрометирующее время: 03:16.
Я в ужасе наблюдаю за собой. С этого угла выгляжу легкомысленной, почти безумной — смеюсь над чем-то, сказанным Габриэлем. Его руки в постоянном движении, волосы растрепаны. А потом я смеюсь еще сильнее, почти сгибаясь пополам.
Жутковато смотреть без звука.
На экране я неуверенно ступаю на тротуар. Через секунду появляется Габриэль — обнимает меня за талию, и широко улыбается. Даже сквозь зернистое качество съемки видно: он пьян. Мы оба.
Это очевидно.
Мы исчезаем из кадра. Последнее, что видно — подъезжающее такси. Затем видео обрывается.
— Запланированный побег из Лас-Вегаса, да? — произносит Алек.
Я откидываюсь на спинку кресла, стараясь потянуть время, подобрать слова. Но нужных слов нет.
— Решение было принято по пьяни, — говорит папа. — Ты была слишком горда, чтобы признать это?
Я облизываю губы.
— Это не было запланировано. Нет. Но…
— Мой детектив проверил ваши так называемые отношения, — продолжает он. — Вы не виделись месяцами. Не притворяйся, будто у вас что-то было. Нет ни одного доказательства, что вы были вместе.
— Нет. Мы не виделись, — признаю я. Паника набирает обороты, сжимается кольцом в груди, пока они продолжают молча смотреть на меня. — Это была ошибка. Но я пыталась все исправить. Мы уже ведем переговоры с адвокатами по поводу развода, и… и… притвориться, будто у нас настоящий брак, оказалось лучшим решением. По оптике. Для компании. Мы спокойно разведемся, когда все уляжется.
Рот Алека сжимается в тонкую линию.
— Компания. Ты хоть подумала, что он мог жениться на тебе из-за «Контрон»?
— Конечно, думала, — отвечаю я. — Но это неправда. Вы видели видео. Он тоже был пьян.
— Легко подделать, — говорит папа.
— Откуда это видео?
Алек пропускает вопрос мимо ушей.
— Конни, он станет следующим генеральным директором «Томпсон Интерпрайзес»
— Я знаю.
— Конкурирует со своим двоюродным братом.
— Это я тоже знаю.
Алек качает головой.
— Достаточно было получить пару секретов или хотя бы завоевать твое доверие, чтобы использовать это — и обойти брата. Ты ведь понимаешь, как это выглядело бы. То, что тебе казалось пьяной ошибкой, вполне могло быть рассчитанным шагом.
— Это не так. Я была там. Я говорила…
— Хватит, — перебивает папа.
Его голос — резкий, властный. Я не слышала его таким уже много лет, но внезапно мне снова десять.
Он выходит вперед и бросает на стол стопку бумаг.
— Ты разводишься. И делаешь это немедленно.
Я смотрю на документы. Наверху — имя Фрэнсиса Килберна.
— Будет недешево, но это не важно, — продолжает он. — Он не получит ни твою долю в «Контрон», ни пенни из траста.
— Это попадет в газеты, — шепчу я. Голова кружится. — Мы даже не… женаты…
— Это не обсуждается, — говорит папа.
— Послушай… я знаю, он не играет со мной, — произношу я. — Поверь хоть раз. В Вегасе все случилось не поэтому… — я перевожу взгляд на Алека, через стол.
Его глаза становятся еще мягче. Почти жалеющие.