Надо с Верой поговорить, но при этом самому сообразить заранее, какие вопросы задавать. Она хоть и в курсе моих приключений, да многого из того, что говорю, понять не может. Не в смысле я что-то умное гоню, а в смысле, что это мимо их понятий. Может быть, тут эти конструкции какими-то правилами регулируются? Закон какой-нибудь? Или еще что-то?
Ладно, это я опять в детали углубился. Где я все же? Я ведь на звезды смотрел, пока в джунглях ночевал. Звезды как звезды, я в них не очень, но Полярную звезду с Большой Медведицей отличаю. Все на месте. Если смотреть на долгие сумерки и рассветы, то мы в средней полосе. Откуда джунгли, океан и острова? Глобальное потепление? А гиены из Африки сюда вплавь добрались, или как? А здесь еще и подросли? Или накачались, пока плыли?
Кто такие «негры»? Ну, в принципе, если брать за рабочую гипотезу великую катастрофу, случившуюся когда-то, то можно считать, что они потомки тех, кто не смог сохранить современный им общественный уклад и уровень технических знаний. Не смогли, и скатились к дикости. А почему бы и нет? Если заставить кого-то лишь выживать, занимаясь сельским хозяйством, например, то образование общее сменится необходимым — как сеять, да когда собирать. И через три или четыре поколения отпадет нужда даже в грамоте. А «негры» и на крестьян не похожи, и если с того момента, как пошло это самое скатывание, миновало много поколений, а иначе и быть не могло, то они должны были дойти до уровня тех же индейцев, например. Куда пошли бизоны и зачем, и как ловится рыба. И жирные ли бледнолицые в окрестностях.
А что? Складно получается. Поделились на племена, стали морды татуировать вроде маори новозеландских, чтобы друг друга бить при каждом удобном случае, не сомневаясь кто и откуда, вот и стала татуировка признаком дикого и дурного человека.
А вот эти «христиане», к которым я прибился… Тут сложнее. Что-то не все я понимаю. То, что это сохранившие знания — это без сомнения. И строительство серьезное, и вон, металл какой, и антибиотики, и стрептоцид тот же… Церковь. Церковь могла их и сохранить, в принципе, как объединяющий фактор. А почему бы и нет? «Басуры» точно мусульмане, тут к гадалке не ходи, и дружбы большой нет с ними, это заметно. Вот они и объединились друг против друга. А что, как метод так и вполне. А негров и те, и другие за людей не считают, да и дармовая рабочая сила нужна, наверное. А негры тутошние, как и их африканские аналоги былых времен, друг друга ловят и работорговцам продают. Это же не белые их ловили в Африке, они сами все делали, за ситчики веселенькой расцветки. Пленных продавали и лишних родственников, если с пленными была напряженка.
Если я прав — тогда вопрос. Точнее — вопросы. Первый: что за катастрофа была? Второй: сколько времени с нее прошло? Третий: и что осталось от того, что было здесь до нее?
Нет, без Веры мне не обойтись. И вот еще… календарь здесь какой? А вот это и спросить не грех, не напрямую, но…
Снова вывалился из гамака и направился к каютам. Заглянул к шкиперу, который на этот раз поднял глаза от своего гроссбуха и поглядел на меня вопросительно.
— Игнатий… тут вот какое дело… — вроде как застеснялся я. — День какой сегодня? И год? Отшибло, понимаешь…
— Двадцатое марта, четверг, восемьсот пятнадцатого года. — ответил шкипер, постучав пальцем по календарю, висящему на стене, затем добавил: — Если еще что не помнишь — заходи, спроси. У нас так с одним матросом было, когда я на шлюпе «Шалун» ходил. Дало талем сорвавшимся по черепу, так он даже имя свое забыл. И писать разучился. Ты хоть себя помнишь.
— Да тоже так помню… местами. — вздохнул я, но не притворно, а на самом деле озадачено.
И было с чего озадачиваться. Это что за год такой? С чего отсчет тут пошел? И вообще есть подозрение, что меня в будущее все же закинуло. Как раз лет через восемьсот с лишним с моего времени. И что мне теперь делать? А что и собирался — жить тут устраиваться.
Как ни странно, но приняв какое-то решение, я успокоился, и горячечными мыслями больше не грузился. Решил, что все помаленьку выясню. Жить тут можно, и это главное, а все остальное… ну приложится, куда же денется?
Так и прокачался в гамаке медленно потягивая сидр, пока за мной не зашел Игнатий.
— На вахту тебе. — сказал он. — Вооружись, и на борт никого не пускай. Даже на сходни. Стоял вахты?
— Не помню. — сбрехнул я.
— Тогда все просто — кто подошел, пусть себя назовет и дело свое. — взялся объяснять правила шкипер. — Если не назвал и на борт полез, то ты в своем праве пальнуть. Если пальнул, значит нам боевая тревога, да и весь порт взбаламутится. Если хочешь тревогу сам объявить, только для нас — три раза в рынду, вот в таком темпе…
Он трижды стукнул мозолистой коричневой ладонью о столб.
— Если сам стрельбу услышал у кого-то — всех поднимай, рындой. И все. Не спи, не пей, через четыре часа сменим. Понял?
— Все понял.
— Ну и иди, раз понял. — сказал он.
Я застегнул на себе ремень с кобурой, нахлобучил шляпу, к которой уже привык, и пошел наверх.
Ночь была тепла, тиха. безветренна. В городе шумели, играла музыка, по набережной прогуливались люди, явно приодевшись. На мужчинах появились белые рубахи с темными жилетами, на женщинах — простые по форме платья, в основном чуть ниже колена. Было шумно, весело, многие были с детьми, сбивавшимися в стайки и носившимися по набержной.
В толпе гуляющих я заметил преподобного Симона. Одетый в белый сюртук, он прогуливался под руку с какой-то немолодой женщиной, беседуя с ней явно не на духовные темы. Она смеялась каким-то его словам, он тоже улыбался. Рядом с ними шли двое детей, мальчик и девочка, лет семи-восьми, о чем-то оживленно болтавшие друг с другом. Не похож в этот момент священник был на сурового пастыря и вероучителя. Никак не похож.
Придумывая себе занятие, я зашел в ходовую рубку, огляделся. Впереди, где и подобает, штурвал с картушкой компаса, рядом стол с зажимами для карт. Причем стол серьезный, вроде старого чертежного кульмана. А вот сзади, у самого входа. Еще один пост. Так понимаю, что мтороиста, потому что из большой деревянной тумбы торчат какие-то рычаги с маховиками, и от них тяги с осями уходят как раз к двигательному отсеку. Такого я пока еще не видел. С другой стороны, все понятно — автоматизации управлением ноль, но если у паровой машины кочегары были, то здесь судовая машина проще, хватает одного машиниста. Вот так вдвоем они и управляют. Интересно, здесь машина постоянно в работе, или только в штиль и при маневрировании? Так наверное, зачем зря топливо жечь, если паруса имеются.