– В первый раз вы увезли с собой шесть девочек. Они живы? – спросила Ханна, чувствуя, что ее начинает трясти, то ли от пережитого шока, то ли от омерзения.
Коротышка повернул голову в ее сторону. Не глаза, а две черных норы.
– Ох, ты и изгваздалась! Телки, которых мы увезли? Да х… их знает! Сначала пустили по кругу… А потом… Спроси чего полегче, сучка…
Кулак Васко свернул ему нос.
Ханна даже не успела заметить движения Гонсалеса, только увидела мелькнувшую руку и услышала треск ломающейся кости.
Коротышка заворочался на палой листве, как перевернутый на спину жук – опереться на перебитые руки он не мог, а встать без опоры не получалось и он качался, роняя густые кровавые сопли и фыркая.
– Аааафф!.. – заорал Отбивная, отчаянно пытаясь привлечь к себе внимание. – Это все он! Он! Он все придумал! Он нам сказал, что мы едем телок трахать! Он виноват!
– Мне нравится твой закон, – сказал Васко, вставая. На крик футболиста он не обратил никакого внимания. – Отличный закон, Генри. Власть у того, у кого пушка. Ты свою прое…л. Моя, – он похлопал по прикладу М-16, – при мне. И сейчас, бл…ь, ты отправишься рассказывать о своих успехах папе-юристу!
Он ухватил Коротышку за воротник и поволок к воротам. Марк сделал то же самое с Отбивной.
Ханна шагала за ними следом и дрожала крупной дрожью, как от холода, а руку, держащую пистолет, просто свело судорогой.
Мертвые девочки лежали на подъездной дорожке и их кровь еще не успела загустеть.
Салли притащил из джипа нейлоновый шнур, Васко собственноручно навязал две петли и проверил, как они скользят.
Отбивная рыдал и просил пощады. Коротышка молча наблюдал за приготовлениями.
– Отойди, – сказал Васко Ханне. – Тебе не надо на это смотреть…
– Ошибаешься, – сказала она, стараясь не стучать зубами. – Надо. Это будет самое лучшее зрелище…
Он внимательно посмотрел на нее и снова кивнул.
Коротышка лежал на спине, глядя на первые звезды на темнеющем небе и шумно дышал ртом, сплевывая заливающую горло кровь.
– Ты будешь умирать долго, Генри, – пояснил Васко, набрасывая ему на шею петлю. – Я не застрелю тебя, и не сломаю тебе шею. Все по твоему закону, бро. И еще… Я обещаю, что выжгу ваше змеиное гнездо. Вам не поперло, у вас херовые соседи. И я развешу по столбам на шоссе всех, кто останется в живых. Чтобы каждая тварь знала, что их ждет возле нашего дома.
– А как же «не убий»? – прохрипел Коротышка.
– «Не убий» – это для людей, – сказал Гонсалес. – Не для зверей.
Он махнул рукой, Марк с Бастианом натянули шнур, и визг Отбивной перешел в сипение. Он старался дотянуться своими ножищами до земли, но не мог и бежал на месте, и каждый его шаг в пустоту все сильнее затягивал нейлоновую удавку у него на шее.
– Вы пришли и убили пятнадцать девчонок, – Васко смотрел на то, как корчится в петле спортсмен и говорил негромко, обращаясь к Коротышке. – А еще вы убили их детей, которым уже не родиться. А еще…
Он потянул за шнур и петля начала затягиваться на горле Коротышки.
– …вы убили надежду.
Обивная перестал подпрыгивать и только мелко дергал ногами. Его освежеванная морда налилась багровым, глаза вылезли из орбит. Раздался треск и по ногам футболиста потекла коричневая жижа.
– Ты, бро, сказал, что тебе похер, как умереть? – спросил Гонсалес. – Так вот, ты умрешь также, но делать это будешь дольше. Потому что ты легкий и будешь задыхаться час или два, как повезет. Но я надеюсь, что тебе не повезет. Чтобы ты ощутил все за этих пятнадцать девчонок. Как ты думаешь, это справедливо, бро?
Коротышка молчал, и тогда Васко сам ответил на свой вопрос:
– Это справедливо. Это офигеть как справедливо.
Он перебросил шнур через поперечину ворот, а потом налег на него всем телом…
Глава четвертая
Уходя – уходи
– Он умирал долго… – прошептала она, уткнувшись Грегу в плечо.
– Тебе не стоило смотреть, – сказал он.
– Стоило.
– Конечно, стоило. Только теперь ты не спишь по ночам.
– Это пройдет…
– Все проходит, Белль. Но все оставляет след.
Она вздохнула.
– Ты позволишь Васко?..
– Да.
– Он боялся, что ты будешь против.
Ночи становились все холоднее и холоднее.
Раньше Ханна не обращала на это внимания, но теперь, когда электричество давали только генераторы, а топлива с каждым днем становилось меньше и меньше, сложно было не замечать, что в комнате под утро становилось совсем свежо и единственным источником тепла становилось тело Грега, и Ханна жалась к нему, как замерзший котенок к электрической батарее.