Он подождал несколько секунд, вопросительно посмотрел на каменные лица. В зале снова захихикали женщины, и кюре понял, что надежды нет. Надеяться оставалось лишь на Господа, который здесь, рядом, и не бросит его, а также на Христа, который не покинет его в годину тяжких испытаний.
Тогда Грандье заговорил о святых мучениках. Они отдали свои жизни ради любви Господа и прославления Иисуса Христа. Кто умер на колесе, кто в пламени, кто от меча, кто от стрел, кто в пасти диких хищников. Конечно, ему и в голову не придет сравнивать себя с ними, однако же у него есть надежда, что Господь в бесконечной Своей милости позволит ему искупить физическими страданиями все грехи его суетной и порочной жизни.
Грандье говорил так трогательно, а уготованная ему участь была столь чудовищно жестока, что все присутствующие, кроме самых заклятых врагов священника, почувствовали жалость. Те самые женщины, которые еще недавно хихикали, смотрели и слушали со слезами на глазах. Пристав снова призвал публику к порядку, но тщетно — со всех сторон доносились всхлипы и рыдания. Лобардемон встревожился. Все происходящее противоречило плану. Барон лучше, чем кто-либо другой, знал, что Грандье неповинен в преступлениях, за которые его будут пытать и сожгут. Но в то же время, на основании многостраничных показаний, кюре был официально и законно признан колдуном. Так решили тринадцать судей. Значит, не так уж он невиновен. По правилам, ему сейчас следовало бы рыдать от отчаяния или изрыгать проклятия, отрекаться от дьявола или хулить Бога, уготовившего ему дорогу в ад. А вместо этого негодяй вел речи, уместные лишь для добрых католиков. Он будоражил чувствительной публике сердца, являя пример истинно христианского смирения. Мириться с этим было нельзя. Что скажет его высокопреосвященство, если узнает, каким безобразием закончился тщательно подготовленный процесс? И Лобардемон как человек действия принял единственно возможное решение.
— Очистить зал, — приказал он.
Приставы и лучники бросились выполнять приказ. Возмущенных дворян и их дам выставили в коридор, двери за ними захлопнулись. Остались только Грандье, стража, судьи, два монаха и несколько чиновников.
После этого Лобардемон обратился к осужденному. Пусть признает свою вину и выдаст соучастников. Лишь в этом случае судьи согласятся подумать, не смягчить ли суровость приговора.
Священник ответил, что не может назвать соучастников, ибо никогда их не имел, да и в преступлениях сознаваться не станет, потому что невиновен…
Но Лобардемону требовалось признание, чистосердечное и безоговорочное — иначе не удастся заткнуть рот сомневающимся и очернителям. Барон внезапно сделался ласков и вкрадчив. Он велел развязать Грандье руки, вынул из карман лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и протянул осужденному. Достаточно поставить подпись, и необходимость в пытках отпадет.
По всем обыкновениям, осужденный преступник должен был обеими руками ухватиться за такое предложение. Например, Жоффриди, марсельский колдун, подписал все, что от него требовалось. Но Грандье отказался играть по правилам.
— Простите, ваша милость, но я этого делать не стану, — сказал он.
— Всего лишь один росчерк пера! — взмолился Лобардемон.
Когда же Грандье сказал, что совесть не позволяет ему лгать, королевский комиссар проявил красноречие: Грандье должен пожалеть свое несчастное тело и свою заблудшую душу, должен оставить дьявола с носом и примириться с Господом, Которому нанес тяжкую обиду.
Согласно свидетельству отца Транкиля, Лобардемон даже плакал, взывая к зачерствевшему сердцу грешника. Можно не сомневаться, что святой отец писал правду. Приспешник кардинала Ришелье был щедро наделен «слезным даром». Те, кто присутствовал при последних часах Сен-Мара и де Ту[66], рассказывали, что Лобардемон лил крокодиловы слезы над молодыми людьми, которых только что приговорил к смерти. Но на Грандье слезы, как и угрозы, не подействовали — он отказался подписать фальшивое признание. Для Лактанса и Транкиля это упорство стало еще одним доказательством вины осужденного. Сам Люцифер заткнул ему уста и ожесточил его сердце.
Лобардемон плакать перестал. Голосом, полным холодной ярости, он сказал, что делает преступнику предложение в последний раз. Подпишет он или нет? Грандье покачал головой.
Тогда Лобардемон позвал начальника стражи и велел увести осужденного наверх, в камеру пыток. Грандье не произнес ни звука. Лишь попросил, чтобы послали за отцом Амброзом, чтобы тот присутствовал во время истязаний. Но отца Амброза не нашли. После несанкционированного визита в темницу старика заставили покинуть город. Тогда Грандье попросил позвать отца Грийо, настоятеля кордельерской обители. Но кордельеры были не в чести у Лобардемона, потому что отказывались признать новую доктрину капуцинов и не верили в одержимость монахинь. В любом случае, все знали, что отец Грийо дружит со священником и его семьей, поэтому Лобардемон ответил на просьбу отказом. Если осужденный нуждается в духовном утешении, пусть обращается к Лактансу и Транкилю, злейшим своим врагам.
66
Маркиз де Сен-Map и де Ту были обвинены в заговоре против кардинала Ришелье и казнены в 1642 году.