Смерть брата, однако, вынудила Лудовико как можно скорее отыскать точки соприкосновения с Боной. Он понял: более всего Бону беспокоит, что в этот решительный час она очутилась в кольце окружения. В подобной ситуации, сделал вывод Лудовико, герцогиня готова к тому, чтобы пойти на любое соглашение, лишь бы прорвать блокаду, обрекшую ее на медленную гибель. Лудовико уже дал знать своей невестке, что намерен покаяться в своих прегрешениях и готов искупить их. Мавр был чрезвычайно хитрым политиком. Его совершенно не занимала мысль, что на какое-то время он, как говорится, потеряет лицо. Главное, полагал он, — сделать решительный шаг в достижении своей долгосрочной цели.
Мавр брезгливо повертел в руках письмо, которое Бона с сыном написали 6 августа. Письмо дошло до него через верного кондотьера Тривульцио.
«Мы огорчены уходом из жизни герцога Бари, хотя по отношению к нашим особам он не вел себя подобающим образом. Мы рады тому, что ты наконец одумался, и готовы принять твои уверения в почтении. Однако в знак доброй с твоей стороны воли тебе надлежит немедленно возвратиться по месту ссылки в Пизу».
Лудовико саркастически ухмыльнулся. Он прекрасно понимал, что Боне не терпится поскорее обо всем с ним договориться. В воздухе уже носится аромат предательства. Впрочем, кое-кто из предателей действует ему на пользу. Сансеверино, уставший сражаться против герцогства за интересы неаполитанского короля, уже заигрывает с венецианскими синьорами. Он задумал поступить на службу Венецианской республики. Убьетто Фьески уже перешел на сторону регентши. Бона пыталась внушить Лудовико, будто она готова принять его под свое милостивое покровительство. Именно она поведала ему обо всех этих предательствах.
«Отныне я готов подчиниться тебе, — ядовито ухмыляясь, пишет Лудовико, — однако при двух условиях: мне должны быть возвращены владения и я должен быть допущен к участию в управлении государством».
Бона колебалась. Мятеж тем временем развивался в решительном направлении. Сансеверино атаковал Тортону и 22 августа занял крепость, приказав спустить на башнях флаги Сфорца.
— Я овладел этой крепостью во имя племянника Джана Галеаццо, — провозгласил Лудовико, — такова победа, одержанная мною над узурпатором Чикко Симонеттой.
Игра пошла в открытую. Лудовико постоянно подчеркивал свою преданность невестке и племяннику и свою враждебную неприязнь к первому министру двора. Несмотря на значительные подкрепления, отправленные из Милана, один за другим города попадали в руки врагов герцогини. Бона не знала, что предпринять, чтобы помочь Тривульцио, который засыпал ее отчаянными посланиями.
— Игра проиграна, — сообщил Лудовико, обратившись к Тривульцио, — пора присоединиться к нам! Мы вознаградим тебя по-королевски. Но главное — ты будешь на стороне победителей!
Но кондотьер упрямо хранил верность герцогине. Он с негодованием отверг предложение предать свою госпожу.
Чикко чувствовал, как почва буквально уходит у него из-под ног. Тривульцио уже сообщил ему, что в Милане сложилась значительная партия противников его политики, поддерживающая молодых Сфорца.
И в самом деле игра близилась к логической развязке. Лудовико Мавр и Сансеверино известили герцогиню о том, что они приняли решение приостановить в одностороннем порядке боевые действия. Они обратились к ней с предложением предпринять ответный шаг. Бона не могла отказать им в этом.
Настроения Боны с течением лет резко переменились. Прежде всего, в отличие от прошлых времен, герцогиня с большим трудом переносила наглость Чикко.
— Этот человек всегда был мне верен, но ныне он стал совершенно невыносим!
Кроме того, Бона потеряла всякую охоту вникать в дела герцогства. Ей надоел надсмотрщик, который ежеминутно напоминает о том, что она глава государства. У Боны была своя, женская тайна! Ей еще только тридцать лет. Она еще очень хороша собой. По правде говоря, она устала проводить ночи в мыслях о тактике и стратегии, необходимых для дальнейшего возвышения Милана. Она тайно влюблена в юного феррарийца, своего придворного Антонио Тассино. Ей уже представляется, будто главным препятствием на пути к достижению полного женского счастья является ненавистный старик — Чикко! К тому же Бона и не помнит этого настырного Лудовико, разве что мимолетно. Она полагает, что кто-кто, а она сумеет заставить деверя поступать по ее воле. Недаром ей это удавалось даже с мужем. Утешившись этим сладким обманом, Бона послала к Мавру гонца с подписанным ею пропускным билетом. Она повелевала ему прибыть в миланский замок.