Ничего, кроме страха, не могли вызвать подобные аллегории при арагонском дворе. В Неаполе сложилось убеждение, что любой итальянский государь вступит в союз с турками, лишь бы подорвать влияние своего соперника.
Двенадцать самых известных и славных флорентийских граждан были снаряжены в посольство, значение которого трудно было переоценить. С робкой почтительностью переступили они порог папского дворца. Оказанный им прием, казалось, не сулил ничего хорошего. Папа повел себя угрожающе. Однако со временем сменил гнев на милость. В ноябре 1480 года Сикст IV, опасаясь дальнейшего продвижения турецких войск в глубь Италии, поспешил заверить послов Флоренции в своем намерении примириться с Лоренцо Великолепным.
Панические настроения в Италии улетучиваются так же быстро и бесследно, как и появляются. В четверг 3 мая 1481 года в час полуденной молитвы, ближе к четырем часам, сорокадевятилетний Магомет Завоеватель испустил дух. То был час, находившийся под влиянием Марса, отметили в своих хрониках оттоманские историки. Ушел из жизни прославленный воин. Известно, что всего лишь через два года после восшествия на престол, в 1453 году, ему удалось завоевать Константинополь, последний оплот Восточной Римской империи. Усовершенствовав свое военное искусство, Магомет расширил свои владения за счет Греции, Албании, Сербии, Боснии и Герцеговины, вторгся в пределы Венгрии и, действуя при помощи передовых отрядов в самом сердце Фриули, вышел на побережье Апулии. Ему удалось создать в своей империи такую организационную и административную структуру, которая практически без изменений смогла просуществовать на протяжении почти четырех столетий, будучи постоянным кошмаром пап и императоров, государей-тиранов и демократических республик. В час, когда Завоевателя подстерегла смерть, правители всего мира и Италии в особенности — почувствовали невыразимое облегчение. 10 сентября неаполитанская корона вновь установила контроль над Отранто.
В то время как итальянские государства были вовлечены в перекройку системы союзов, сопровождавшуюся беспрецедентной по тем временам пропагандистской шумихой, горестная судьба Боны Савойской, миланской герцогини и матери Джана Галеаццо, близилась к своему завершению.
21 февраля 1480 года, наивно доверившись Лудовико Мавру и позволив ему уничтожить всех своих близких друзей, Бона наконец осознала, что она в западне. Король Фердинанд сообщил ей, что, по его мнению, герцогиня «живет по воле других», иными словами — она стала марионеткой в руках опытного кукловода.
Прекрасные черты Боны исказило страдание. Попытки оправдаться, чувство бессильного гнева и сожаления об упущенных возможностях теснили ей грудь. Бона попыталась было объяснить неаполитанскому королю причины, вынудившие ее поступать так, а не иначе: «Вы не правы, я вовсе не марионетка. Я всегда желала и по-прежнему преисполнена желания оставаться миланской герцогиней. Самая главная моя забота — управление ходом государственной жизни. Мое стремление — заботиться наилучшим образом о том, что, по внушению Господню, является благом как для меня, так и для моих подданных».
Бона обеспокоена тем, чтобы отвести от себя обвинения в том, что она превратилась в бессловесную игрушку в руках деверя, в человека, с которым уже никто не считается. Но, увы, в глубине души она сознает, что подобные обвинения небезосновательны. «Я не позволю другим командовать мной. Если и складывается впечатление, будто я действую по чьему-то наущению, будто кто-то управляет мной, то это, возможно, только оттого, что все мои поступки предпринимаются при соучастии тех, в ком я ценю разум, обдуманность поведения, долголетнюю преданную службу и верность мне и герцогству».
Обходя затихшие гулкие залы на своей половине замка, Бона все чаще замечала, как мало осталось рядом с ней верных людей: один за другим исчезали они из поля ее зрения согласно приказам Лудовико Мавра. Свою политику он проводил с неукоснительным постоянством. Он преднамеренно, изо дня в день окружал Бону пустотой. Где последние из преданных ей людей? Где Джорджо дель Маино, Луиджи Беккетто, Амброджо Грифоло? В молодости к ней жестоко и без должного уважения относился муж, предпочитавший проводить свободную минуту в окружении наложниц, заполонивших двор. Бона пережила и это, и его убийство. Она исстрадалась, видя, как сын стал пленником в своем герцогстве. Она потеряла всех друзей. Ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума.