В поддержку баронов, побуждаемый ненавистью к неаполитанскому королю, тотчас выступил папа. Вот почему самое первое столкновение, где должны были участвовать пришедшие в поддержку арагонской династии армии, предполагалось с папскими войсками. Именно по этой причине между военачальниками вспыхнули острые разногласия. Герцог Калабрийский был полон решимости атаковать Перуджу, город, дорогой сердцу папы римского. Герцог, таким образом, намеревался сосредоточить силу главного удара в этом направлении. В то же время Тривульцио настаивал, что следует двинуться на Рим и там дать решительный бой папским войскам. Тривульцио предполагал соединиться с корпусом Орсини, который уже вел вооруженную борьбу с папой, желая воспрепятствовать его планам послать на неаполитанский фронт своего кондотьера — кого бы вы думали? — Сансеверино!
В Монторио 2 мая 1486 года произошло сражение между неаполитанско-миланскими и папскими войсками. Правда, сражение это продемонстрировало отчетливое нежелание воевать как с той, так и с другой стороны, и в результате — факт, пожалуй, беспрецедентный в истории итальянских войн — не было ни убитых, ни раненых, были только синяки с обеих сторон и общая неясность: на чьей же стороне победа? Наблюдатели, случившиеся в то время на месте «сражения», полагали, что известным преимуществом в потасовке пользовались солдаты Тривульцио и калабрийского герцога. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы насмерть перепугать папу и вынудить его запросить мира. Тривульцио, получив пропускной билет, незамедлительно отправился в Рим и вечером 6 августа 1486 года уже был в папских апартаментах. Всю ночь напролет доказывал он правоту своего дела. Ему очень хотелось, чтобы новый папа признал его заслуги как великого дипломата. Задача эта ему удалась. Были приняты его условия мира, который и был подписан спустя пять дней.
Таким образом, сменявшие друг друга с головокружительной быстротой события привели к возникновению весьма хрупкой и ненадежной системы союзов. Главный побежденный — Сансеверино, которого римский папа приказал уволить со двора. Фердинанд сделал вид, что простил мятежных баронов. Но, по обычаям того времени, едва просохли чернила на мирном договоре, приказал казнить почти всех заговорщиков. Лудовико Мавр был встречен праздничным ликованием, как подлинный спаситель герцогства. Арагонский монарх преподнес ему в дар княжество Россано и устроил в его честь великолепное празднество, в котором участвовала сестра Лудовико — Ипполита Сфорца, герцогиня Калабрийская, жена Альфонсо Арагонского. В скором времени он выдал свою дочь замуж за Джана Галеаццо, несовершеннолетнего герцога-пленника.
В то время как Джан Галеаццо готовился стать счастливым супругом, Лудовико пожинал плоды своей хитроумной политики. С некоторых пор генуэзцы желали возвратиться «под сень покровительства герцога Миланского». Более всех этим возмущался Лоренцо Великолепный, который даже не скрывал, что предпочел бы восстановлению миланского господства над Генуей нападение на Италию короля Франции.
— Синьор, тебе следовало бы лучше обдумывать последствия своих начинаний. Не твое это дело — призывать в Италию великого короля и варварские народы. — Так в открытую епископ Асколи предупредил Лоренцо Медичи от имени папы.
Рим не желал, чтобы Медичи призвали французов на территорию Италии. Всем было прекрасно известно, что Карл VIII не задумываясь согласился бы стать синьором Генуи. Генуэзцы же, более всего опасавшиеся быть вовлеченными в подобное развитие ситуации, обратились к Лудовико Мавру, дабы он «распростер над ними свое покровительство». Король Неаполя был весьма доволен таким оборотом дела. Его симпатии к Мавру тем более возросли, что именно Милану он был обязан сохранением своего королевства, а «распростертое покровительство» Милана над Генуей воспрепятствовало бы вторжению французов.
Джан Галеаццо Сфорца имел от роду всего девятнадцать лет и к тому же был влюблен. Правда, он давно страдал оттого, что оказался марионеткой в руках всемогущего дяди. Его куртизаны настойчиво демонстрировали Джану Галеаццо портрет прекрасной девушки. Черты лица ее были загадочны и овеяны грустью. Это его кузина Изабелла, дочь Альфонсо Арагонского, калабрийского герцога, и его тетки. В мечтах об этом браке юноша нашел некоторое успокоение и на время забыл о своих огорчениях. Молодые обменивались наивными любовными посланиями. В отличие от принятых в то время династических браков помолвка между этими двумя юными и любящими сердцами соответствовала обоюдному желанию.