Как-то утром, проснувшись, воспитанницы были крайне удивлены, увидев, что лампадка погасла. Матушка Раиса перекрестилась и изрекла:
— Погаснет чья-то жизнь...
Девочки со страхом подумали: «Дай бог, чтобы не моя. Пускай лучше помрет матушка Раиса».
Воспитательница встала на скамеечку и начала старательно обследовать, отчего погасла лампадка. То ли фитилек плохой, то ли надо масла подлить.
Казалось, все было в порядке. Но опустив в масло два пальца, матушка вытащила оттуда за усы огромного черного таракана. Он был мокрый, и с него каплями стекало масло. Свалившись в лампадку, таракан погасил святой огонь, зажженный от свечки, с которой матушка Раиса ходила к плащанице.
Но это было еще не все. Воспитательница нечаянно задела икону, из-за которой неожиданно повалили несметные полчища потревоженных тараканов. В одно мгновение они налетели черной тучей на богородицу, разбежались во все стороны и быстро поползли по рукам, по подолу матушки Раисы. Она испуганно ахнула, закачалась и, не удержавшись, упала со скамеечки. Лампадка перевернулась, и масло пролилось на голову матушки. С черного платка оно потекло вниз, залило ей лицо...
Воспитанницы задыхались от душившего их смеха, но не смели даже фыркнуть, чтобы не вызвать свирепого гнева матушки.
Надолго запомнили девочки это веселое приключение. А матушка Раиса стала с тех пор злейшим врагом тараканов. Почти ежедневно ее видели с кружкой. Она старательно заливала все щели кипятком, приговаривая:
— Аминь, аминь глаголю вам...
С годами мать перестала сниться Лукии. По ночам девочка лишь видела, как в тумане раскачивается какое-то серое, невыразительное пятно. Изредка открывались на мгновение чьи-то родные глаза и где-то совсем близко как будто звучал родной голос. Но серое пятно расплывалось, застилая образ матери тяжелым пологом.
В приюте жили двадцать девочек разного возраста. Самая маленькая среди них — Лукия. Это было частное благотворительное заведение графини Скаржинской, на ее средства содержались девочки-сиротки, воспитательница матушка Раиса и кухарка.
Не было в приюте ни прачек, ни уборщиц, ни портних. Сами девочки (старшей из них было лишь четырнадцать лет) стирали и мыли полы, обшивали всех воспитанниц и саму матушку Раису.
Работы всегда было более чем достаточно, но тяжелее всякой работы — посты. Собравшись вечером в спальне, девочки с замиранием сердца спрашивали друг друга, нет ли завтра какого-нибудь поста. Когда выявлялось, что день «скоромный», радости не было границ. Значит, завтра на обед будет борщ и каша, а может быть, даже с молоком.
Но таких счастливых «скоромных» дней выпадало очень мало. Чуть ли не каждый день девочек подстерегал какой-нибудь пост — то ли большой, то ли петров пост, усекновения головы Иоанна-крестителя или воздвижения креста, или просто среда и пятница. И эти дни на обед и завтрак варился постный кондер, а ужина вовсе не бывало.
Голодная Лукия плакала, выпрашивая еду. Тогда появлялась матушка Раиса, усаживалась возле девочки и, перебирая четки, поучала, какой великий грех наедаться сегодня вволю, как люто карает боженька нечестивцев, которые едят в пост скоромное...
В животе матушки Раисы приятно урчало после сытного мясного ужина (она готовила себе еду отдельно), сладко слипались ресницы, но она лениво перебирала четки и не уходила спать, пока не вдолбит этим несознательным детям, что пост спасает душу от козней дьявола. Только старательно выполнив свой долг, матушка Раиса торжественно подымалась со стула и направлялась в свою уютную комнату. Уже на ходу она отдавала дежурной распоряжение уложить девочек в постель.
Долгие поучения матушки Раисы ничуть не унимали голодного червячка, который непрерывно сосал под детским сердцем. Чтобы как-то унять голод, воспитанницы приюта пили без конца воду, однако нельзя сказать, чтобы это помогало. По ночам Лукии снились большие пышные буханки, куски розового свиного сала, куры, которых она почему-то глотала живьем.
Окружающий Лукию мир был теперь наполнен невиданно хищными существами, из которых главным чудовищем оставался боженька. Он никак не был похож на того боженьку, который изображен на картине страшного суда. Когда-то в селе Лукия видела, как мясник забивал теленка. Боженька представлялся ей в образе такого именно мясника — с крючковатым носом, с окровавленным топором в жилистых руках. Боженька стоял, опираясь на тучу, и одним взмахом срубал головы тем, кто ел в пост скоромное. Иногда боженька спускался в ад и страшными лошадиными зубами отгрызал головы грешникам, которые еще не успевали свариться в котле.