Наталья Николаевна открыла глаза и огляделась. Она стояла у ростового зеркала в большой ярко освещенной бальной зале. Удушливый запах сотен горящих восковых свечей, вонь разгорячённых потных человеческих тел, аромат духов, это был тот самый радостный, возбуждающий и счастливый бальный запах. Наталья Николаевна обмахнула лицо веером, духота не прошла. Она обворожительно улыбнулась, стоявшему рядом и расточающему комплементы, рослому красивому мужчине в мундире кавалергардскогополка.
Боже какая духота, не переставая улыбаться кавалеру, ворчливо думала Наталья Николаевна, осталось только лишиться чувств. Какой скандал (!), а тут ещё этот корсет, дышать совсем невозможно, всё сдавил. Ох не даром добрый знакомый и домашний доктор их семьи, милейший Иван Тимофеевич Спасский,[6] настоятельно рекомендовал ей никогда не затягивать корсет, так как это приводит уменьшению тока крови и как следствие к обмороку. Сиречь потери сознания. А как тут пред балом не затягиваться? Талия после многократных родов далеко не осиная, грудь уже чуть обвисла. Втиснулась перед балом в корсет, вот и талия тонка, а грудь высока, пышна и соблазнительна, то-то этот кобель прерывисто дышит винным перегаром в лицо, пялится в декольте и старается произвести впечатление. Дышать нечем? А что делать? Терпеть надо!
Наталья Николаевна слушала кавалергарда и в силу физиологических причин от давления то бледнела, то краснела. Кобель в мундире полагал, что это результат его настойчивых комплиментов и полагая себя неотразимым, радостно, победоносно скалясь усиливал куртуазную атаку.
Наталья Николаевна еще раз оглянула помещение в поисках мужа. Царственная роскошь бальной залы, золотое сияние придворных и военных мундиров, красота бальных платьев дам и чудный блеск одетых на них драгоценностей. Всё это сливалось в единое блистающее и переливающееся цветное полотно, которое отражалось в чистейших зеркалах дворца. Гремела музыка, кружились в танце пары и кружилась голова у Наташи, ей мучительно просто нестерпимо хотелось пописать, а мужа она так и не увидела.
Бросил меня одну, а потом будет изводить ревностью, злобно подумала Наталья Николаевна, не зная, как сказать настойчивому кавалеру, что ей надобно отлучиться по естественной надобности. Ее сердце опять пронзила острая боль и она неожиданно обмочилась.
— Еще разряд, — услышала Наталья Николаевна, открыла глаза и увидела, как на мониторе реанимационного аппарата линия стала прерывистой. Сердце забилось, заработало и ей полегчало, а полегчала ей от того что она обмочилась на постеленную кленку кровати в палате реанимации, а не на балу в роскошное платье.
— Спасибо, достаточно, — тихо и спокойно сказала врач Гончарова, коллеге врачу кардиологу Пете Ланскому[7] с которым ранее разок имела интимные отношения. Хотя какой к черту это интим, интим это что — то эротично возвышенное, а тут просто совокупились ночью вовремя суточного дежурства. Не любовь, даже не похоть, а так, от скуки.
— Ну Наташа, ты меня и напугала, — ласково и тихо сказал врач реанимации Ланской,
— Что такая страшная? — чуть усмехнулась Наталья Николаевна, — Ну конечно обоссанная пациентка, не то что не возбуждает, а скорее вызывает отвращение.
— Иронизируешь? — чуть улыбнулся Ланской, — Значит угроза миновала,
— Наши разовые отношения, — равнодушно заметила Наталья Николаевна, — для тебя угрозы никогда и не представляли. И хватит тут болтать, иди тебя больные ждут.
— Я пришлю санитарку, она тебя оботрет и сменит белье, — холодно сказал ей Петя Ланской, а выходя из помещения с легкой горечью добавил:
— А наш единственный раз, таким остался потому, что это ты так решила. Ты Наташа, никого не любишь и никому не веришь.
Из реанимации в одноместную палату отделения кардиологии ее на каталке перевезли на следующий день. Наталья Николаевна не роптала, она была равнодушно спокойна, послушно выполняла все разумные предписания врача. Ланской ее более не беспокоил. Шизофрения никак не проявлялась. Приходили знакомые врачи. С ее хирургического отделения и с отделения кардиологии, они ее ободряли, искренне утешали. Операционная сестра с ее смены Таня Ларина буквально на следующий день после госпитализации принесла ей отличное белье из натуральных материалов, отдала Наталье Николаевне свой спортивный костюм и новые специально для нее купленные домашние тапочки. Наташе при сохраняющемся безразличии и апатии стало чуточку легче, огненный клинок в ее сердце угас, а затем растаял, сердце билось сильно и ровно, ЭКГ[8] показало хорошие результаты.
6
Автор дал имя литературному персонажу в знак уважения к известному во второй четверти XIX века доктору медицины Ивану Тимофеевичу Спасскому, профессору Петербургской медико-хирургической академии. Врачу и преподавателю судебной медицины Училища правоведения. Автору многочисленных научных сочинений, в том числе, первого отечественного руководства по судебной медицине для юристов. Домашнему доктору семьи А. С. Пушкина. Оставившему записки о последних днях жизни поэта.
7
Автор дал имя литературному персонажу: в память о Петре Петровиче Ланском втором муже Натальи Николаевны, который сумел ее обеспечить после смерти А.С. Пушкина, и старался как мог заменить детям поэта, отца.